— Слушай, а форму лица изменить можно? — загоревшись и идя дальше, спросил Андрейченко.
— А отбеливание ануса не хочешь в придачу? — осмелев после выпитого, хмыкнул Новожилов.
— А это что еще такое? — вытаращил на него глаза Андрейченко. — Шутишь, что ли?
— Почему шучу? — удивился главврач. — На полном серьезе говорю! В Москве в последнее время на пике популярности!
— Это какие же дураки на такое идут? — искренне заинтересовался министр.
«Такие же, как ты!» — подумал Новожилов, но вслух сказал:
— Ну, звезды телеэкрана, например. Ведущие там, певцы, артисты… Метросексуалы так называемые, для которых их внешность — самый главный показатель успешности.
— С жиру бесятся! — с презрением пробормотал Андрейченко. — Не знают, куда деньги тратить!
— Ну, когда есть, почему бы не потратить! — заметил Новожилов.
Андрейченко некоторое время посидел в задумчивости, потом хлопнул Новожилова по плечу и сказал, поднимаясь и потягиваясь:
— Ладно, Виктор Иннокентьевич! Пойдем ополоснемся, что ли?
И грузной походкой зашагал к бассейну. Через несколько секунд его крупное тело плюхнулось в воду, подняв фонтан брызг.
В воскресенье утром я, как и было велено подполковником Герасимовым, явился в Управление внутренних дел. То есть на свое рабочее место. Планерка, по счастью, не состоялась, потому что подполковник просто не появился в восемь часов в Управлении. Не могу сказать, что отделение сильно расстроилось от такого поворота событий. До девяти все еще нервно поглядывали на часы, когда же время перевалило за половину десятого, сотрудники сразу как-то успокоились, расслабились и разошлись по своим делам.
Я тоже отправился в свой кабинет и принялся перелистывать папку с делом Скоробогатова. Папка пока что была совсем тоненькой, в ней лежало лишь заявление от Надежды Алексеевны, а также показания Голубицына и Арцыхевич. Листая дело, я думал о том, почему подполковник Герасимов назвал его важным и, главное, интересным? Может, ему просто потенциальная вдова понравилась?
От такой мысли я даже хмыкнул, представив, какой парой были бы подполковник Герасимов и Надежда Алексеевна Скоробогатова. Насколько мне известно, подполковник был одинок — во всяком случае, жену его в Управлении никто никогда не видел. По слухам, жена бросила его по причине полной мужской несостоятельности, и над ним по этой причине частенько потешались опера нашего Управления. За глаза, разумеется. Не знаю, откуда у них были такие сведения, но особую активность в этом вопросе проявлял эксперт Михаил Черновицкий. И я, когда получал от подполковника особенно несправедливый нагоняй, втайне злорадствовал над бедой своего начальника.
А Надежда Алексеевна ему по возрасту вполне подходит. И вообще женщина видная… Ну, на определенный вкус, конечно. Я представил, как подполковник чинно ведет под ручку расфуфыренную Надежду Алексеевну, и нарисованная в голове картина показалась мне весьма комичной. Дальше я совсем разошелся и представил, как подполковник мучается, безуспешно пытаясь удовлетворить Надежду Алексеевну в постели.
Продолжая фантазировать, я невольно развеселился и громко рассмеялся. Потом заставил себя откинуть неуместные мысли и попытаться сосредоточиться на деле.
Почему все-таки Герасимов к нему прицепился? Скорее всего, просто потому, что сейчас у нас в отделении было относительное затишье — так, мелочовка всякая. И его паранойя по поводу выхода на работу в выходные дни тем более выглядела абсурдной.
Я лично ничего экстраординарного в деле Скоробогатова не видел. Пропал человек и пропал. Может быть, найдется. А может, и уже нашелся?
С тайной надеждой на такой исход я потянулся к телефонной трубке. Увы, Надежда Алексеевна сообщила, что муж по-прежнему не появился и что телефон его отключен. И что она уже не сомневается в том, что случилась беда…
Пробормотав успокаивающие слова и заверив, что мы работаем, я снова уткнулся в папку. Да, материалов негусто. То, что человека нет дома второй день, конечно, еще не исключает шансы на благополучное возвращение и не отрицает их начисто! И все же это обстоятельство заставляет призадуматься.
Самое сложное на данном этапе расследования заключалось в том, что я не имел представления, с чего вообще начинать поиски. Где искать этого Скоробогатова, если никто из опрошенных не дал никаких ориентиров? Ни друзей, у которых Георгий Анатольевич мог позволить себе заночевать, ни женщин — никаких зацепок! Ситуация еще больше осложнялась тем, что у меня было маловато материала — за вчерашний день я успел побеседовать лишь с женой пропавшего и коллегами.
Пожалуй, самым логичным было бы искать Игоря Кирилловича Астахова — того самого кандидата в депутаты, чью предвыборную кампанию согласился по-приятельски финансировать Скоробогатов. Ну, вряд ли только по-приятельски, скорее всего, там были дополнительные мотивы, доселе мне неизвестные.
Пробить данные на Астахова мне удалось довольно легко — по ФИО. В итоге я оказался обладателем его домашнего адреса и телефона. Позвонив по нему, я услышал от его жены, что Игорь Кириллович куда-то уехал по делам. На вопрос, когда вернется, женщина ответила, что не знает, и даже добавила, что беспокоится, потому что он вообще-то уже должен бы вернуться. Я не стал сообщать, что звоню из полиции, просто вежливо поблагодарил, сказав, что перезвоню позже.
Новость заставила меня призадуматься… Скоробогатов исчез, его приятель, кандидат в депутаты, тоже… Не связаны ли эти исчезновения между собой? А может, они вместе куда-то рванули?
И еще был некий толстяк, приезжавший ночью в офис Скоробогатова. И этот толстяк, скорее всего, был последним, кто видел Скоробогатова до его исчезновения. Да, видимо, с этого толстого человека и нужно начинать. Непонятно, правда, кто он и где его искать. Можно фоторобот попытаться составить по показаниям охранника. Но материалов опять же маловато!
«Вообще, мало сделал, Синицын, мало, на…!» — некстати вспомнилась мне вчерашняя фраза, брошенная на прощание подполковником Герасимовым.
Громкий рывок входной двери заставил меня вздрогнуть. Еще больше я стушевался, когда увидел, кто именно поступил с дверью моего кабинета столь бесцеремонно. Собственно, так обращаться с ней мог себе позволить только один человек — подполковник Сергей Александрович Герасимов.
Господи, и только представил себе этот голос, эти интонации, как вот он тут как тут! И главное, никто не ожидал столь внезапного появления!
Дверь была закрыта решительным, мощным движением. На лице подполковника — обычная суровость и чуть скривленные губы. Что всегда означает одно — «недовольство». Когда же вы довольны-то бываете, подполковник Герасимов, хотелось бы увидеть? Увы, наверное, не придется — жизнь слишком коротка.
— Синицын, у меня для тебя важное дело, на…
Знамо дело, без важных дел вы, товарищ подполковник, и по коридору лишнего метра не пройдете. Ну, что там у вас еще? Что я плохо работаю, я уже давно выучил, как аксиому, как таблицу умножения.