Хотя мне может помочь... Ирка. Все время мне казалось невероятным, что Жора прислал Деберцу больную проститутку. Он же не совсем спятил? Тут тоже что-то не сходится. И как-то вся эта история вокруг меня вращается, а это уж совсем глупость. Стас прав, я никто, человек из толпы. Кому могла понадобиться столь сложная интрига вокруг меня? Невозможно.
— Ты уходишь?
— Спи, пойду куплю новый детектив. — Лежи тихо, мой таинственный гость, а я тем временем попробую понять, что происходит.
— Ты любишь детективы?
— А то. А ты разве нет?
— Ну, даже не знаю... Наверное, не очень. Лучше кино посмотреть.
Какая ограниченность! Никакое кино не заменит книгу — потому что вместе с текстом возникают образы. Это то же кино, но в голове, и я никогда, припомнив какой-то сюжет, точно не скажу, смотрела я такой фильм или читала книгу.
Я всегда удивлялась, какой злой гений построил больницу для больных туберкулезом в самом задымленном районе города. Окруженный промышленными предприятиями корпус стоит закопченный и неприветливый. Но внутри чисто, резко пахнет хлоркой, пол блестит.
— К кому? — спрашивает худая высокая медсестра примерно моего возраста, но уже увядшая и усталая. Платят им тут копейки, а риск огромный. Туберкулез — страшная инфекция.
— К Ирине Кулик.
— Она в соседнем корпусе, в изоляторе, но вас туда не пустят.
Ладно, сама разберусь. Мне нужна Ирка, потому что у нее может оказаться ответ на мой вопрос.
Вот небольшой домик во дворе, это изолятор — так написано на табличке.
— Сюда нельзя.
Молодой парень, похоже, недавно из института. Что, коллега, несладко тебе здесь? Да, работать среди таких больных — это подвиг, на который лично я не способна.
— Я к Ирине Кулик.
Он как-то странно смотрит на меня, потом отводит взгляд. Что ты мнешься, как целка на сеновале? Мне не надо говорить то, что я и сама уже знаю. У Ирки нет шансов, да? Но она умрет не на улице, среди грязи и мрази, а в чистой постели.
— Вы кто ей?
— Сестра. Только узнала о ее болезни...
— Вот как? И что вы знаете? — его взгляд становится острым, как бритва. — Ваша сестра очень больна.
— Это мне известно.
— И вам придется приготовиться к худшему.
— Молодой человек, худшее уже было. Где Ирина?
— Вам нужно надеть халат и респиратор.
Ирка лежит в небольшом боксе. Ирка? Нет, то, что от нее осталось. Обтянутое желтой кожей лицо — когда-то красивое, смуглое, а теперь просто голова мертвеца, а глаза... Когда-то они были большие, искристые и карие, в них метались молнии и смеялось солнце. Теперь это два мертвых мутных шарика, которые ничего, похоже, не видят.
— Ирка!
Она переводит на меня взгляд. Узнала. Я сажусь на стул около кровати и беру ее за руку, прозрачную и маленькую, с тонкими пальчиками. Острая жалость сжимает мое сердце. Как же так? Почему это случилось именно с ней?
— Ира...
— Ты все-таки пришла... — Ей тяжело говорить, но вскоре навсегда предстоит замолчать. — Я знала, что ты придешь. Я ждала тебя.
— Не надо, малыш, тебе трудно говорить.
— Нет. Мне тяжело жить, но уже скоро, похоже, полегчает. Ты лучше слушай, что я скажу...
— Ирка...
— Слушай, не перебивай. Я соврала тебе, потому что мне велели. Меня уже давно не держат для клиентов, я мою полы в квартире, где... живут девочки. Меня выставляли только тогда, когда ты должна была идти, две недели назад стали вывозить.
— Зачем?!
— Я не знаю. Просто меня привезли к Деберцу, и он расспрашивал о тебе. Какая ты, какой характер — обо всем.
— И ты?..
— Я не дура. Я мало что ему рассказала, тогда он приказал, чтобы я возобновила общение с тобой и с Рыжим, потому вы на меня и натыкались. Я не могла тебе тогда сказать! А сейчас могу, слава богу.
— Почему он не спросил обо мне у Стаса?
— Деберц о нем не знает. То есть ему известно, что вы знакомы, но только то, что вы вместе учились. Потом Стас бросил институт, женился. Он теперь тоже большой человек, но о нем и тебе никто не знает, а я не сказала. Они, кажется, в Березань ездили, но там уже нет интерната, так что с тем и ушли... Не перебивай меня! Слушай, они что-то затевают против тебя, и не только Деберц, кто-то приказывает ему, я поняла...
— Но почему?
— Я не знаю.
— А Стас? Ему что-нибудь известно?
— Нет, вряд ли. У него с Деберцем дела какие-то, ни во что другое он не впутывается, но кто там знает, как оно... Стас ради денег готов на что угодно...
— Кто тебе приказал соврать мне о телефонном разговоре Деберца?
— Я сама его слышала, клянусь! У него так противно телефон пищит — помнишь, когда-то песня была «Интернационал». Я разговор сама слышала...
...«Интернационал». И Андрей говорил, что у того, кто держал его в подвале, такая мелодия на сотовом. Нет, все равно не сходится. Я-то здесь каким боком?
— Лиза...
Ирка смотрит на меня, как из колодца. Я уже видела такой взгляд — когда-то давно, на больничной практике. Она не выживет.
— Лиза, мне так жаль... Почему я не послушала вас? Я все время спрашиваю себя — почему? И не нахожу ни одной причины. Сама виновата.
— Не надо так. Все будет хорошо, ты вылечишься, а летом — наступит лето, теплое, солнечное, и мы с Рыжим повезем тебя на море, и все будет хорошо, совсем. Все станет как раньше.
— Не надо, Лиза. Ты умеешь врать, но не стоит. Я знаю, что мне конец. Помнишь, я ушла тогда от вас? Мне квартиру снял тесть Стасика. Негодяй был еще тот, а у меня глаза разгорелись на все: одежда, цацки, ночные клубы, шикарная жизнь... А потом я ему надоела и он пристроил меня в ночной клуб — танцовщицей.
— Стас знал?
— Да. Он отговаривал меня, хотел помочь, просил вернуться к вам, но я, дура, уперлась... Все мне казалось, что никто ничего не понимает, одна я умная.
— И что?
— Прогнала Стаса и пошла в клуб. Там было уже меньше денег, а мне хотелось доказать всем, и вам с Рыжим, что я взрослая и знаю что делаю. А потом предложили работу в Голландии — тоже танцовщицей. Мы, дуры, номера готовили, костюмы, а приехали — и словно в болото нырнули: публичный дом, клиенты... А ведь накануне отъезда Стас приходил и говорил мне, что так будет, уговаривал одуматься, а я... Дура, как есть — дура! Едва вырвалась — заболела, тогда меня отпустили. Потом Жора подобрал, а в последний год я только полы мыла да презервативы подметала — за еду и место в углу, потому что ни кола ни двора. Все хотела выше головы прыгнуть, чтобы на халяву получить весь мир в кармане, а Старик говорил — так не бывает. Вы с Рыжим послушали его, и Стас послушал, хоть и устроился на свой лад, а я нет, вот и получила теперь.