Зная это, Мартынов не мог недооценивать двоих фанатиков, вывалившихся из-за угла в десяти метрах (слава богу, что не двадцати!) от него и уборщика, оказавшегося славным малым из Саранска. Не ожидая, видимо, встретить здесь кого-либо, двое невысоких типов оказались совершенно не готовыми к тому, чтобы среагировать на опасность. Нелепые попытки вскинуть «вальтеры» и выстрелить были пресечены самым беспощадным образом: первому уборщик сломал руку, второй рухнул после удара экс-советника.
— Мы же заберем пистолеты? — спросил, глядя на никелированные «вальтеры», саранский парень. Вопрос выглядел риторическим, поскольку в тот момент, когда он звучал, Мартынов уже поднимал оружие.
Обыск тщедушных ребят доказал Мартынову состоятельность его мыслей: в кармане первого было найдено удостоверение сотрудника СБ и потертое до белесого цвета спортивное удостоверение французской принадлежности, второй тоже значился фигурой во французском спорте немалой… И, если особо не вчитываться в тексты на родном Дюма языке, фиксируя лишь главное, нетрудно было заметить слова boxe и boxeur.
— Похоже, главные силы нас ждут наверху, — заметил Мартынов, наблюдая за тем, как его новый друг приматывает скотчем к стульям легатов Малкольма. Теперь, если бы французам пришло в голову бежать, им пришлось бы передвигаться на манер робота на колесиках из «Звездных войн».
— Босс, — нерешительно пробормотал парень, — я ждал эту работу семь месяцев… В таксисты не взяли, своя мафия, на мусорщиков очередь в милю, в охрану не потянул без языка… Я сейчас потеряю место и снова окажусь на улице. Или потеряю жизнь, что мне тоже не улыбается. Я сейчас стою и думаю: «Да, за правильного человека я готов в огонь и воду, но, к сожалению, я не знаю, насколько правилен этот человек, поскольку знаю его десять минут».
— Ну, — Мартынов рассмеялся и стал шарить свободной рукой по карманам, — в правильности моих действий ты можешь даже не сомневаться: ничего правильного тут нет, поскольку самым правильным было бы убраться отсюда подальше. Что же касается утраты такой интересной для тебя работы, каквош фло энд клин карпет… — Вынув карту Maestro, Мартынов швырнул ее новому товарищу. — Не лимон баксов, конечно, но десять тысяч — тоже неплохо. Десять месяцев твоей работы, за которые ты, выйдя из этого здания, подыщешь себе новую.
— Это хорошая идея, босс, — согласился громила, пряча карту в один из многочисленных карманов. — Мне она нравится.
— Тебя как зовут-то, русский?
— Трофимом.
— Нас сейчас, Трофим, убивать станут, ты в курсе?
— Это мы еще будем посмотреть, — многообещающе ответил тот.
Когда они добрались до тридцатого этажа, Мартынов услышал над головой хорошо знакомый голос:
— Мистер Мартенсон, вы так быстро тогда исчезли, что я не успел сказать вам «До встречи»!
— Джексон?.. Это Джексон, — громко объяснил Трофиму Андрей. — Огромная черная обезьяна, торгующая наркотиками. Стив Малкольм, не надеясь на свою гвардию, снова привлек его для перестрелки.
— Белая скотина! — рявкнул Джексон, не знающий русского, но понимающий издевательские нотки, и эхо понесло его крик по лестничному пролету. — Ты труп!
— За что он так ненавидит тебя, босс? — спросил Трофим, ориентируясь не на английский, которого не знал, а на тональность голоса.
— Он почему-то решил, что я должен ему два миллиона долларов.
— А ты должен ему?
— Посмотри на меня, малыш, разве я смахиваю на должника? — рассмеялся Мартынов.
— Так значит, этот барыга предъявляет без сходняка и необоснованно?
— Ты, я вижу, не раз бывал в Сочах…
— Три ходки, босс, после третьей объявили в розыск, но я успел проскочить на границе.
— О чем вы там воркуете, выродки? — поинтересовался Джексон. Его люди и он сам заняли удобную позицию у входа на этаж и теперь ждали удобного момента.
— Пусть Малкольм пригласит к лестнице кого-нибудь из своих «шестерок», знающих русский! — крикнул Мартынов. — Пока мой друг побеседует с ним за жизнь, я подумаю, как найти приятный для обеих сторон исход дела!.. — Притянув за рукав громилу Трофима, Андрей поморщился: — Браток, поговори тут несколько минут, мне нужно кое-какие меры предосторожности предпринять. Иначе пока мы ушами хлопаем, по лестнице «В» спустится десяток уродов и расстреляет нас в упор. Я так думаю, что они уже идут…
— Тогда не стой здесь, босс, — испуганно проговорил Трофим и обратил свой глас к верхнему этажу. — Эй, пархатые!.. Подошел кто?
— Ты кто будешь, человек? — раздалось сверху.
— Я-то буду Троша Саранский, в Крестах коронованный, а вот ты кто будешь, добрый человек?
— А я из Владика, Вова Мершалов, слыхал?
— Вов на Руси столько, что всех их раком от Владика до Калининграда не переставить, — резонно заметил Трофим. — Что, что Вова?..
Поняв, что разговор завязался и, судя по всему, надолго, убедившись в том, что неграм нос не сунуть, пока не наговорятся русские, Мартынов тихо спустился с лестницы и быстро пошел по коридору. За нападение со спины теперь можно было не беспокоиться. Малкольм послал двоих французов на разведку, этим и ограничился. Если бы был кто-то еще, он уже давно бы себя обнаружил.
По дороге выбил локтем стекло на пожарном гидранте и выдернул из образовавшейся ниши закрепленный на скобах топор с длинным красным топорищем. Не сбавляя шага, определил три кабинета, расположенные под офисом Малкольма, раскинувшегося просторами этажом выше, и с размаху всадил топор в косяк одной из двери.
Пожарный инструмент вошел в дверь, как в масло. Рванув его на себя, Мартынов выворотил замок и толкнул створку. Осмотр его не удовлетворил.
Через тридцать секунд топор выбил замок на второй двери, и именно здесь советник обнаружил то, что искал. Зажав под мышкой СВЧ-печь, он вернулся в первый кабинет и занялся странными, по меркам американского обывателя, приготовлениями.
Он забил чрево микроволновки собранными из шкафов и столов баллонами с лаком для волос, средствами для чистки окон и полиролью. Когда дверца захлопнулась, для чего пришлось потратить немало усилий, Мартынов снова прошелся по кабинетам, отрывая шнуры от всех видов аппаратуры, находящейся в помещении. Оставляя за собой изуродованные лампы, принтеры и ксероксы, он опять вернулся в кабинет, где стояла печь, и принялся быстро скручивать шнуры меж собой. Время от времени он выходил в коридор, чтобы послушать, о чем идет речь на площадке.
Там шел нормальный русский диалог:
— Ты фуфло, потому что понятия для тебя пустой звук, и за пару баксов ты готов лизать жопу даже неграм.
— Ты кто такой, чтобы судить, олень?
— Я — вор в законе, и уборщиком работаю не на глазах братвы, а вдали от родины!
— А мы кто: не братва?!
— Вы — плесень!