— Королева умирает, — стонет Роберт Дадли, подперев голову руками. — Надежды нет.
Остальные советники переглядываются. Ясно, что Дадли оплакивает не только Елизавету, но и свою собственную участь, потому что когда ее не станет — распрощаются также и с лордом Робертом. В душе члены Тайного совета злорадствуют.
Однако их умы заняты более серьезными вопросами. Все прекрасно понимают, что, если Елизавета умрет от оспы, [77] не назвав наследника, страна окажется на пороге гражданской войны.
— Мы должны молиться за то, чтобы королева выздоровела, — твердо говорит Сесил. — И за то, чтобы потом вопрос о преемнике решился ко всеобщему удовлетворению.
— Я голосую за лорда Хантингдона, — заявляет Пембрук, который не забыл, как Катерина обошлась с его сыном.
— Его претензии недостаточно обоснованны. — Секретарь взмахом руки отвергает это предложение.
— Тогда у нас остается леди Катерина Грей, — заявляет Винчестер.
Раздается несколько одобрительных голосов, принадлежащих в том числе герцогу Норфолку и лорду Эрандлу. Пембрук насмешливо фыркает.
— Но леди Катерина опозорила и дискредитировала себя, — напоминает присутствующим Суссекс. — Она плохо подходит для роли преемницы.
— Она протестантка, и, вполне возможно, ее брак был законным, — высказывает свое мнение Сесил. — Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов еще одно обстоятельство: общественное мнение на стороне леди Катерины, — продолжает сэр Уильям. — Позвольте вам напомнить, что многие считают ее брак законным и хотят, чтобы ей и лорду Хартфорду позволили жить как мужу и жене. Эта пара очень популярна в народе, люди полагают, что с ними обходятся несправедливо.
— Что вы скажете, лорд Роберт? — спрашивает Винчестер. — Ведь леди Катерина как-никак ваша золовка.
— Бывшая, — поспешно отвечает Дадли. — Я предлагаю попросить ее величество освободить леди Леннокс из Тауэра. Или назначить преемником Хантингдона. Раны Господни, если бы у королевы был наследник от плоти ее, мы бы не оказались в этой ситуации!
— Наследник от вас, хотите вы сказать? — ухмыляется Норфолк.
— Да, если вам угодно! — вспыхивает Дадли. — Да хоть от кого, если уж на то пошло. Но, увы, у нее нет наследника, а потому мы должны принять решение.
Начинаются споры. Звучат новые голоса в поддержку Катерины, некоторые высказываются за Марию, королеву шотландцев. Сесил зажимает уши руками, потом предостерегающе поднимает палец:
— Милорды, королева лежит за стеной больная! Поимейте хоть какое-то уважение. А теперь, если позволите, голосуем. Кто за леди Катерину?
Большинство присутствующих поднимают руки. Сесил хмурится. И в этот момент из покоев королевы появляется немец, ее лечащий врач:
— Милорды! Идите сюда немедленно! Ей лучше, слава Gott!
Пришли хорошие новости. Сторонники Йорков под предводительством лорда Клиффорда, одного из полководцев Линкольна, одержали важную победу у Брамхам-Мура. Потом стало известно, что Линкольн во главе восьмитысячной армии неумолимо продвигается вперед: он добрался до Йорка, его видели в Шервудском лесу, а потом и в Ноттингеме. Мэтти и Кейт потихоньку радовались, уединившись в ее комнате, однако одновременно и беспокоились, потому что новости приходили в Раглан с опозданием на несколько дней.
От Гая никаких известий не было, но они и не ожидали, что муж Мэтти даст о себе знать, поскольку он не умел писать. Кейт горячо молилась, чтобы он безопасно добрался до армии мятежников.
Сообщалось, что король движется в Линкольншир, к Ньюарку. Обитатели Раглана, как и все жители королевства, затаив дыхание, ждали неизбежного столкновения, которое теперь могло произойти в любой день. Эта решающая битва должна была окончательно определить, какой королевский дом будет править Англией. Кейт, изнемогающая от летней жары и с трудом дохаживающая последние дни беременности, молилась как никогда прежде — за Джона, за Гая, за победу йоркистов. Интересно, спрашивала она себя, молится ли за супруга с такой же истовостью графиня Маргарет, жена Линкольна.
Молилась она также и за Уильяма. Но исключительно по обязанности, из чувства долга. Ожидание становилось невыносимым.
Пришедшая наконец новость оказалась просто убийственной. У Стока, в нескольких милях к юго-западу от Ньюарка, произошло кровопролитное сражение, и Тюдор в конечном счете одержал победу. На поле боя осталось четыре тысячи убитых, включая и графа Линкольна.
Кейт и сама удивлялась, как ей удалось удержать себя в руках, когда Уильям, вернувшийся с победой, сообщил об этом домочадцам и слугам, собравшимся во дворе замка. Но ведь недаром в жилах ее текла королевская кровь. Кейт ничем не выдала себя, только побледнела, на что никто не обратил внимания ввиду ее положения; она даже сумела издать радостный крик вместе с другими, когда ее муж объявил о победе Тюдора над «вероломным темным графом» — так Уильям издевательски назвал Джона. Теперь все было кончено, долгая борьба между Ланкастерами и Йорками осталась в прошлом. Нет больше никого, кто стал бы сражаться за побежденную династию.
В первый момент Кейт, узнав о смерти Джона, думала, что тоже умрет. Она не могла поверить в то, что ее возлюбленный мертв. Лежит бездыханный на поле боя… молодой рыцарь, такой мужественный и прекрасный, всего двадцати пяти лет от роду, в самом расцвете сил. Никогда больше он не обнимет ее, не поцелует, не прочтет стихи, не будет любить ее… Кейт невыносима была сама мысль о том, что Джона похоронят не в освященном месте, а там, где он был убит, с обломком копья в сердце.
Она удалилась к себе, чувствуя, что близится ее время. Хорошо бы умереть во время родов. Кейт не хотела жить в мире, в котором нет Джона.
Но мир в лице Генриха Тюдора еще с ней не покончил.
Мэтти не находила себе места от беспокойства за Гая, который не вернулся вместе со всеми. Услышав о кровавом побоище у Стока, она чуть не сошла с ума от страха и теперь ломала голову, как бы ей узнать о судьбе мужа. Похоже, единственное, что она могла сделать, — это отправиться в путь через все королевство до Линкольншира, чтобы там попытаться выяснить, жив он или нет.
Неделю спустя после сражения два королевских чиновника в зеленых с белым мундирах появились у ворот Раглана и потребовали, чтобы их впустили. Мэтти увидела из окна, как они прошли через двор. Потом Уильям пригласил их в большой зал, крикнул слугам, чтобы принесли вино, и вышел. Не придав визиту чиновников особого значения, горничная пошла посидеть с Кейт — та пребывала в отчаянии и неподвижно лежала на кровати, полностью одетая. Ее живот выпирал огромным холмом — срок почти подошел, — а длинные темные волосы разметались по подушке вокруг смертельно бледного несчастного лица. Мэтти боялась за госпожу: ребенок отбирал у нее все силы, а воли к жизни у Кейт словно бы совсем не осталось. Что и неудивительно. Но она должна была собраться с последними силами, чтобы благополучно родить. И Мэтти, подавляя собственные страхи за Гая, делала что могла, чтобы приободрить Кейт: говорила с ней о будущем младенце, готовила вкусную еду и укрепляющее питье… Каждый день она приносила свежие цветы и ставила их в маленькую оловянную вазочку на окне.