— Я просто пошутил, Бесси! — улыбнулся Генрих, посверкивая заплывшими жиром голубыми глазками. — Конечно, ты так и сделала, а я аплодирую твоему усердию, ибо знаю, что ты терпеть не можешь рукоделие!
В дверь постучали.
— Входи, Кейт! — крикнул король.
Явилась королева с серебряной чашей под крышкой.
— Эльберри, сэр, — сказала она, ставя чашу на столик возле кресла и подавая королю серебряную ложечку.
— Ты хорошая жена, Кейт, — улыбнулся он, жадно пробуя десерт.
— Что это, сэр? — поинтересовалась Элизабет, у которой от запаха потекли слюнки.
— Никогда не ела эльберри, Бесси? — спросил король, протягивая ложку. — Что-то вроде хлебного пудинга с фруктами. Попробуй.
— Вкусно, — сказала девочка.
Ее приводило в трепет столь близкое общение с отцом на домашний манер, так как обычно королевская трапеза превращалась в торжественную церемонию.
— Съешь еще ложку, — предложил король.
— Кушайте сами, сэр, вам нужно укрепить силы, — возразила Екатерина.
Она грациозно прошла в другой конец комнаты, разгладила покрывало и взбила подушки.
— Вот видишь, как со мной обращаются, Бесси, — посетовал Генрих. — Твоя добрая мачеха, похоже, забыла, кто я такой.
— Простите, сэр, я вовсе не хотела! — воскликнула Екатерина.
— Знаю, Кейт, — улыбнулся тот. — Успокойся, я просто пошутил. А теперь помоги мне подняться — пойду прилягу. Элизабет, можешь доесть.
Отдав ей ложку, он попытался привстать в кресле, схватившись за подлокотники.
— Плохо, — прохрипел он, снова садясь. — Сил нет.
— Позвать камердинеров, сир? — озабоченно спросила королева.
— Нет, Кейт, не стоит их беспокоить. Им незачем видеть меня таким. Элизабет, можешь идти. Налегай на Цицерона — он еще не раз тебя вознаградит.
Проглотив остатки эльберри, Элизабет присела в реверансе и выскользнула из комнаты.
— Думаю, у нас есть повод гордиться юной леди, — сказал Генрих Екатерине, когда за девочкой закрылась дверь. — Мы еще сделаем из нее доктора!
Улыбнувшись, Екатерина подала ему кубок с вином.
— Мэри тоже изменилась к лучшему, — продолжал он. — Твое общество пошло ей на пользу, Кейт.
— Если позволите сказать, сэр, Мэри давно пора замуж. Если бы вы сумели найти ей мужа… Ей уже двадцать восемь, и она тоскует по замужеству и детям.
Генрих нахмурился:
— Я уже думал об этом — обсуждал варианты, вел переговоры… Боюсь, ее статус незаконнорожденной закрывает ей путь к королевскому союзу, но пока не нашлось придворного, которому я мог бы предложить ее руку. Но я буду помнить.
— Ваше величество, вы, как всегда, заботитесь о ваших детях, — заметила Екатерина, садясь рядом и берясь за шитье.
— Мне хотелось поговорить с тобой наедине, Кейт, — поколебавшись, угрюмо молвил король. — Должен выйти новый закон о престолонаследии, учитывающий наш брак и прочее. Мои советники сочли это разумным.
Он не стал говорить ей, что те настояли на обеспечении престолонаследия в любом случае, ибо опасались, что принц умрет от детской болезни, как часто случалось с детьми. «Они считают, что я долго не протяну, — подумал король, — хотя и не осмеливаются высказать этого вслух, ибо предсказывать смерть короля — высшая степень измены».
Генрих глубоко вздохнул. То, что он собирался сказать Екатерине, крайне унижало его самого, но иного выхода не оставалось.
— Закон ссылается на то, что наш союз может быть благословлен рождением детей, — сказал он. — Не бойся, я на это не рассчитываю. Я не сумел стать тебе хорошим мужем и вряд ли смогу в будущем.
Глаза Екатерины наполнились слезами. Она догадывалась, чего стоили ему подобные слова.
— Конечно же сможете, сэр, — поспешно возразила она. — Просто сейчас вы больны и вам не хватает сил. Но если ваше выздоровление затянется — что ж, я буду счастлива тем, что есть.
Король грустно улыбнулся и погладил ее по руке.
— У меня никогда не было столь милой моему сердцу жены, как ты, Кейт, — тихо сказал он. — Ты свет очей моих, опора моей старости. Я и мои дети во многом тебе благодарны. И ты наверняка рада будешь узнать, что, когда новый закон вступит в силу, Мэри и Элизабет вновь займут место в очереди на трон после Эдварда.
Миловидное лицо королевы осветилось радостью.
— О сэр, вы прекрасно понимаете, что это значит для них обеих.
— Я намерен передать трон моим наследникам, — продолжал Генрих, — а не королеве Шотландии, внучке моей сестры Маргарет. Ее я предназначаю в жены Эдварду, и ни один шотландец от Джедборо до Инвернесса не сможет мне помешать. Шотландия будет моей, и короны объединятся.
— Не означает ли это войну? — осведомилась Екатерина.
— Возможно, — мрачно ответил Генрих. — Но поживем — увидим. Пока же я намерен предоставить моим дочерям право на трон после Эдварда, а вслед за ними — наследникам моей сестры Марии, Брэндонам и Греям. Но до этого никогда не дойдет. Эдвард женится, и у него будут дети, и я могу даже найти мужа для Мэри. — Он улыбнулся жене. — И для Элизабет тоже, если Бог дарует мне столь долгие годы.
— Элизабет рассказывает всем подряд, что никогда не выйдет замуж, — поделилась секретом Екатерина.
— Девичья скромность, да? — усмехнулся Генрих. — Вполне ей подобает. Но она передумает через несколько лет, когда припрет!
— Сир! — покраснела его жена. — Ради всего святого! Серьезно, милорд, похоже, она уже все для себя решила.
— Ну, тогда я решу по-другому, — рассмеялся король. — Она еще слишком мала, чтобы разбираться в этом. Пусть подрастет. Замужество — естественное состояние женщины. Погоди, пока ей не понравится какой-нибудь мужлан!
Королева улыбнулась.
— Что касается дочерей вашего величества, — молвила она, — значит ли это, что их восстановят в законных правах на престол?
Король нахмурился:
— Нет, Кейт. Иначе я непременно разворошу змеиное гнездо. Они обе — плод незаконных союзов, и я не отменю решений, которые уже принял. Но я король, и, если бы мне захотелось надеть на шест свою шляпу и объявить его моим наследником, я в полном праве так поступить. И потому я могу сделать наследницами своих дочерей, пусть даже незаконнорожденных.
— Ваша мудрость, как всегда, безупречна, ваше величество, — польстила ему Екатерина.
Генрих откинулся в кресле, довольный, что выбрал лучший вариант из возможных.
— Я снова стану наследницей? — От удивления Элизабет даже забыла об этикете и пренебрегла отцовским титулом.
Король воспользовался возможностью сообщить хорошие новости ей и Мэри за ужином в его личных покоях, в присутствии лишь королевы и архиепископа Кранмера. Скатерть убрали, слуги удалились, и все закусывали сладким печеньем, запивая его вином с пряностями, известным как вино Гиппократа. [10]