— Запомню, мадам, — пообещала Элизабет, беря королеву под руку. — Рада, что вы наставляете меня на путь истинный. Но давайте поговорим об этом после, наедине, а то нас уже нагоняют.
Подобрав с земли мяч, она бросила его назад.
Одетая в костюм для верховой езды, Элизабет сидела на своей лошадке рядом с Мэри, глядя, как их отец пытается взобраться на коня. Видно было, что ему тяжело и больно, несмотря на услужливо придвинутую подставку.
— Проклятье! — рявкнул он. — Когда-то я с ходу вскакивал в седло, а теперь едва могу вставить ногу в стремя.
Заскрежетав зубами, он повторил попытку. Его дочери тревожно переглянулись. Королева, которая уже сидела в седле, пытаясь успокоить норовистую лошадь, страдальчески вздохнула.
— Не стоило ему отправляться на эту охоту, — прошептала Мэри. — Он плохо себя чувствует.
— Он не хочет сдаваться, — заметила Элизабет.
Мэри посмотрела на сестру, удивленная ее проницательностью:
— Верно. Полагаю, он боится, что если уступит болезни, то сляжет в постель и никогда больше не поднимется.
— Не говори так, — резко возразила Элизабет.
Мэри поджала губы. Ей тоже было страшно — каким будет мир, когда не станет отца?
Король наконец взгромоздился в седло, и небольшая свита последовала его примеру. Кавалькада двинулась в путь, оставив позади небольшую уютную усадьбу Чобхэм и направляясь в Гилдфорд, где они намеревались переночевать в бывшем доминиканском монастыре, который Генрих недавно превратил в королевское поместье.
Двигались они медленно, и ехавшая позади отца Элизабет видела, в чем дело: малейшая неровность дороги доставляла королю невыносимые страдания. Так что ее вовсе не удивило, что по прибытии в Гилдфорд к ней подошла Мэри и сообщила, что поездка отменяется.
— Мы возвращаемся в замок Виндзор, — сказала она, — чтобы отец отдохнул. Говорят, он простудился, но я не верю.
— Можно ли мне увидеться с ним? — тревожно спросила Элизабет.
— К нему никого не пускают, — ответила Мэри. — Я просила королеву, но доктора не допускают в его покои даже ее.
Элизабет уставилась на нее.
— Значит, он очень болен, — прошептала она.
— Будем молиться за него, — молвила та. — Идем, сестрица, со мной в часовню.
Они опустились на колени у алтарного ограждения, где когда-то служили мессу доминиканские монахи. Мэри подняла умоляющий взгляд к украшавшему алтарь невозмутимому образу Девы Марии. Элизабет старалась молиться столь же усердно, но ее постоянно отвлекали тревожные мысли. Она думала о своем величественном отце, который теперь лежал больной и беспомощный в постели, отданный на милость королевских врачей, чье лечение часто бывало отвратительным, болезненным и чаще всего безуспешным. Она думала и о нетерпеливо ожидавших вельможах, о тщеславных реформистах, жаждавших власти; о тех, кто обрадуется смерти короля. К глазам ее подступили горькие слезы, и она закрыла лицо, чтобы никто не видел ее плача.
Генрих прекрасно знал, что дни его сочтены, хотя никто не осмеливался сказать ему об этом. Не будучи глупцом, он понимал, что от прописанных врачами лекарств нет никакой пользы и они больше не в состоянии оттягивать неизбежное. Он не боялся смерти, даже радовался — болезнь лишила его стольких жизненных удовольствий, что он уже не мог этого вынести. Главное — мирно передать трон Эдварду и чтобы коварный Хертфорд не сумел поставить себя выше остальных назначенных королем членов регентского совета. Власть, решил он, должна быть поровну разделена между всеми. Что касается его религиозных убеждений, то здесь он тоже не был глупцом и знал, куда склоняется общественное мнение. Что ж, пусть. Реформисты так реформисты. Все равно он этого уже не увидит.
Послышался тихий стук. В дверь заглянула королева:
— Как вы себя чувствуете, милорд? Вам что-нибудь нужно?
Он слабо улыбнулся. Добрая женщина… а он так и не смог стать ей настоящим мужем. Вне всякого сомнения, когда он покинет этот мир, она выйдет замуж за Тома Сеймура. Да будет она счастлива! Она заслужила достойного мужчину в постели — о более преданной, чем она, жене или сиделке он мог только мечтать, но этим их отношения большей частью и ограничивались. Но будь он проклят, если хоть на шаг подпустит этого беспутного Сеймура к регентскому совету.
— Будь любезна, Кейт, принеси вина, — ответил он, глядя, как она изящно движется по комнате, выполняя его просьбу.
Красное платье было ей очень к лицу. Она думает, будто он ничего не знает о ее тайном обращении в лютеранскую веру, понял Генрих. Что ж, пусть будет так. Кейт, Хертфорд, архиепископ Кранмер, Джон Дадли, Коукс, Чик, Эшем… все они еретики. При новом режиме они будут прекрасно себя чувствовать. Но пока… пока еще нет.
— Предстоит печальное Рождество, Кейт, — молвил король, принимая кубок. — Вряд ли тебе и моим детям доставит радость ходить вокруг меня на цыпочках, будто я уже умер.
Екатерина вздрогнула.
— Не бойся, милая, я просто пошутил, — вздохнул Генрих. — Я намерен закрыть дворец для гостей. Празднеств в этом году не будет.
— Я буду с вами, муж мой. — Она погладила его по руке. — Отпразднуем вдвоем, в тишине и покое. Вы, как всегда, обыграете меня в карты…
— Нет, Екатерина, — прервал ее Генрих. — Завтра ты, Мэри и Элизабет поедете в Гринвич, где проведете Рождество как обычно. Эдварда можно отправить в Эшридж — не хочу, чтобы он общался с толпами народу. Как бы не подхватил на зимнем холоде какую-нибудь заразу.
— Но, милорд, — возразила королева, — я хочу остаться с вами.
— Это только на праздники, — сказал король. — Нет, не спорь со мной! Такова моя воля, и ты обязана ей повиноваться. Иди собирайся, а я немного посплю. Но перед тем, как мои дети уедут, я хочу с ними увидеться.
Они стояли перед ним — две стройные девушки и мальчик, плоды шести его супружеств. На миг он представил себе Екатерину, Анну и Джейн — непоколебимо преданную ему праведную Екатерину, ведьму Анну с насмешливой соблазнительной улыбкой и милую бледную Джейн, пожертвовавшую собой, чтобы дать ему наследника.
Образы расплывались. Порой казалось, будто настоящее сливается с прошлым. Открыв глаза, он увидел Мэри, которая стояла с тем же жалостливым выражением, что было когда-то у ее матери; осторожно поглядывавшую на него Элизабет и бледного белокурого мальчика, его сына. Внезапно он понял, что может больше никого из них не увидеть.
— Подойди ко мне, Эдвард, — велел король.
Мальчик нехотя шагнул к его постели. Он никогда не видел отца в таком состоянии, и зрелище повергало его в ужас, не говоря уже о запахе.
— Ты поедешь на Рождество в Эшридж, — объявил Генрих. — Надеюсь, доктор Коукс и доктор Чик найдут чем тебя развлечь. Будь хорошим мальчиком, и пусть тебе будет весело — так повелел я, король.