— Нет, друг мой, я не могу в это поверить. В последние недели она оказала мне немалую поддержку и проявила безграничную преданность.
— Подумайте, — не унимался Ренар. — Разве ее одежда — не одеяние протестантов? Да, платья ее просты, но она носит их напоказ, чтобы выделиться среди прочих благородно одетых дам. Вам не приходило в голову, что она делает это умышленно? Ваша сестра очень умна. Мой вам скромный совет: прикажите ей посещать мессу. Вы королева, и она обязана вам повиноваться.
Мария покачала головой:
— Я не желаю ее ограничивать. Это все же вопрос ее совести. Я предпочла бы мягко подталкивать ее, чтобы она пришла к истинной вере по собственной воле.
— Мадам, — вздохнул Ренар, — я буду молить Бога, чтобы она откликнулась на вашу доброту. Простите закоренелого циника, но боюсь, что все это тщетно.
— Посмотрим, — вздохнула Мария. — Я буду молиться за счастливый исход.
В следующую субботу Элизабет получила приглашение явиться в личные покои королевы. Зная, чего от нее потребуют, и сокрушаясь, что отношения между ней и Марией уже не такие теплые, как прежде, она с волнением переступила порог и присела в реверансе. Но Мария лишь улыбнулась и с прежней сердечностью предложила ей встать.
— Прости, что у меня находится слишком мало времени для тебя, — начала она. — Я почти постоянно пребываю в обществе советников — приходится заниматься множеством государственных дел и обсуждать многие важные вопросы.
Подойдя к стоявшей возле окна молитвенной скамье, она взглянула на богато украшенное настенное распятие:
— Мне не хватает времени даже на обычные молитвы, но я уверена, что Бог меня поймет. Все-таки отчасти я занимаюсь и Его делами. — Она повернулась, шурша роскошными красными шелками и золоченой тканью. — Я хочу поговорить с тобой о религии. Ты поразмыслила над моей просьбой?
— Ни о чем другом я даже не думала, мадам, — с тяжким сердцем ответила Элизабет.
— Все, о чем я прошу, — чтобы ты ходила со мной на мессу, — молвила королева. — Твое отсутствие уже заметили. Кое-кто хочет, чтобы я тебе приказала, но я предпочла бы твое добровольное согласие.
— Увы, мадам, моя совесть не позволяет мне, — с неподдельной грустью возразила Элизабет.
— Сестра, — строго сказала Мария, — я знаю, что в правление нашего брата многих склоняли к ереси. Ты была слишком восприимчива в силу юного возраста и не осознавала свою ошибку. Нет, выслушай меня. — Она не позволила Элизабет воспротивиться и воздела палец. — Имею тебе сообщить, что я намерена восстановить мессу и вернуть покаявшуюся Англию в лоно Рима. Однако я не собираюсь к чему-либо принуждать своих подданных или идти против их совести, возлагая надежду на знающих и добродетельных проповедников, которые наставят их на путь истинный. И потому, если ты согласишься, я найду тебе хорошего богослова, чтобы он научил тебя истинной католической вере.
Элизабет ощутила себя в ловушке. Согласиться она никак не могла. Речь шла не только о ее совести — народу следовало знать, что она защищает реформатскую веру. Но Элизабет с болью сознавала, что, если она желает сохранить любовь и благосклонность королевы, ей придется смириться. Одна мысль об этом казалась ей проклятием.
— Не могу, — наконец сказала она. — Простите, мадам.
— Я разочарована в тебе. — Мария отвернулась.
Разочарование Марии вскоре проявилось на публике. Элизабет уже не стояла рядом с ней на торжественных церемониях, они больше не держались за руки и не обнимались. А люди вроде Ренара, любившие Марию и не доверявшие Элизабет, делали все, чтобы причина их разрыва вскоре стала известна каждому.
Элизабет плакала, оставшись в своих покоях наедине с Кэт.
— Я была так счастлива! — всхлипывала она. — Я радовалась, что наконец-то вернулась ко двору и мне благоволят королева и народ. А теперь она сделала мою жизнь невыносимой, — похоже, королева считает меня врагом, хотя я всегда желала ей только добра.
Она с силой высморкалась в платок.
— Почему бы просто не пойти на мессу? — предложила Кэт. — Хотя бы ради приличия? Королеве это понравится, и она снова будет благоволить вам.
— Лицемерить? — язвительно осведомилась Элизабет. — Стоит лишь раз притвориться, и придется поступать так всегда. А как насчет тех, кто не желает предавать свою веру? Что они обо мне подумают? Ты слышала, что они выходят на демонстрации в Лондоне и кто-то даже метнул кинжал в священника, которого послали служить мессу в соборе Святого Павла? Многие ненавидят случившиеся перемены. Я — их единственная надежда на будущее, и, если они увидят, что я посещаю мессу, они этой надежды лишатся.
В дверь постучали, вошла Бланш Перри.
— Миледи, вас желает видеть французский посол, — сообщила она.
Элизабет удивленно вскинула брови, встала, утерла глаза и поспешила к зеркалу. Нет, он не должен видеть ее слез. Поправив головной убор, она потерла щеки, разгладила черную юбку и отступила, любуясь собой.
— Любопытно, — пробормотала она, отворяя дверь во внешние покои.
Когда она появилась на пороге, высокая и горделивая, в платье из черного дамаста, ей напыщенно поклонился посол Антуан де Ноайль. В последние недели Элизабет видела его при дворе и пришла к выводу, что он умен, хитер и отнюдь не друг ее сестре. Более того, он поддерживал предложение Нортумберленда сделать королевой леди Джейн Грей.
— Приветствую вас, посол. — Она протянула руку. — Чему я обязана вашим визитом?
— Мадам, я счастлив, что столь выдающаяся и прекрасная юная леди соизволила принять меня. — Де Ноайль улыбнулся, в ухоженной бородке сверкнули зубы.
Элизабет прекрасно знала, что такое лесть, но все же благосклонно одарила его легкой улыбкой.
— До меня дошли известия, что вопрос религии стал причиной раздора между ее величеством и вами, — вкрадчиво продолжал посол. — Это более чем достойно сожаления. Проблема в том, что королева, по своему характеру склонная к терпимости, попала под влияние испанцев, а вам известно, сколь ревностны бывают испанцы, когда речь заходит о вере. Не говоря об инквизиции…
Элизабет подавила улыбку. Ни для кого не являлось тайной, что французы и испанцы, соперничавшие за власть в Европе, славились искренней взаимной ненавистью и готовы были вцепиться друг другу в глотку ради завоевания дружбы с Англией. Именно поэтому английские короли десятилетиями вели тонкую игру, лавируя, подобно маленькому Давиду, между двумя Голиафами в лице Франции и Испании, заключая союзы и разрывая их с целью сдержать могущественные католические королевства. Поэтому намек де Ноайля был вполне прозрачен.
Она ждала продолжения.
— Мой король просит заверить вас в его дружбе, — изрек посол. — Во Франции есть те, кто предпочел бы не видеть на английском троне королеву, которая в силу родственных связей благосклонно относится к Испании и ее деяниям, сколь бы отвратительными те ни казались остальным. И я уверен, что вы, сударыня, пребываете в весьма затруднительном положении. Будь за вашей спиной Франция, вы могли бы стать сильнее.