— Вы поедете, черт возьми, даже если мне придется привязать вас к машине и за ноги волочь в больницу!
— Это тебе даром не пройдет, засранец ты этакий! Я знал, что ты захочешь затащить меня в свою дурацкую больницу. Не хочу! Ты просто решил меня помыть, и все! — старик от расстройства начал даже трястись и дрожать. Давид взял его на руки. Медведь, хоть и был достаточно высоким, весил не больше, чем картонная фигура.
— Положи меня на место, а то… — с угрозой произнес Медведь, однако сопротивление его начинало слабеть. — Я больше никогда не стану с тобой разговаривать. Никогда!
— Послушайте, старина! Один день здесь в одиночестве, ну максимум два — и ваши собаки будут грызть ваше тело, то немногое, что от него осталось.
Давид бережно усадил больного на заднем сиденье машины, укрыл его грязным пледом, а сверху несколькими одеялами, специально для таких случаев припасенными в машине.
Спустя четыре дня Медведь уже бродил по больничным коридорам, и его тощие ноги торчали из-под зеленого больничного халата. На самом деле он, казалось, наслаждается больничным комфортом. Собак кормил внук, а Давид тайком снабжал старика спиртным, которым тот пропитался бог знает за сколько десятилетий и без которого утратил бы волю к жизни.
— Послушай, приятель, смотри, как бы эта сестра с морковными волосами не заметила, что ты приносишь мне эту штуку. Она вспыльчивая, как порох. Обоим тогда даст под зад коленкой.
— Можете верить, можете не верить, но она ничего мне не сделает. На самом деле я старше ее по должности.
— Вот это да! — восторженно воскликнул старик. — Измажьте меня дегтем и обваляйте в гусиных перьях!
— Да хоть двоих нас сразу! — согласился Давид.
Проходили дни, а Медведь не торопился собирать вещи и возвращаться в свою хижину. Давид решил оставить его, пока он совсем не выздоровеет. Возможно, поспав на хорошей кровати с чистыми простынями и полакомившись вкусной едой, пообщавшись с другими стариками, соседями по палате, Медведь привык к нормальным комфортным условиям. Щеки его заметно округлились. Он был чисто выбрит, длинные волосы вымыты, Джени даже заплела ему косы.
На десятый день Давид решил испытать его:
— Неужто вы становитесь неженкой? Я не верю своим глазам: вы все еще валяетесь здесь, как будто не выздоровели. Я никогда не думал, что такое может быть!
Медведь, казалось, не заглотнул приманку. Он подошел поближе и наклонился к Давиду.
— Я скажу тебе, что я делаю, — прошептал он. — Я коплю силы для большого, дальнего путешествия. Последнего в моей жизни, как я понимаю.
— Какого путешествия?
— Я подамся дальше на север, на другой берег Большого Медвежьего озера. На запад от Коппермайна. — Медведь оглядывался по сторонам, будто опасался, что его планы может подслушать и расстроить какой-нибудь сплетник.
— Но это же очень далеко. Как вы собираетесь добираться? — Давид был заинтригован.
— Ну, есть много разных способов, — старик замолчал и украдкой глотнул из кружки, которую ему дал Давид. — Много лет назад я бы поехал на собачьей упряжке. Но теперь, конечно, можно просто полететь. — Он лукаво посмотрел на Давида.
— Не думаю, что самолеты летают из Лосиного Ручья в район Коппермайна. Вам придется добираться сначала до Йеллоунайфа или Инувика и лишь оттуда вылетать.
Медведь издал тихий смешок:
— Туда, куда я направляюсь, не летают коммерческие рейсы.
— Может, внук сможет договориться с пилотом, чтобы вас доставили прямо до места. Правда, учтите, это влетит в копеечку.
— Нет, внуку не особенно нравится тот друг, которого я собираюсь навестить.
— Друг?
— Ага. Я вот подумал… Тебе ведь нужен совет. Мой друг — ангаткук, эскимосский шаман. Не из этих новомодных дурачков, которые сами себя объявляют шаманами. Нет-нет, — Медведь поцокал языком и выразительно покрутил пальцем, — он из старых. Настоящий.
— Так вы думаете, что мне нужно получить совет у шамана? — рассмеялся Давид. — А как вы познакомились с этим человеком?
— Много лет назад, когда тебя еще не было на свете, он жил некоторое время в Лосином Ручье. Он пришел сюда после того, как был изгнан собственным народом.
— А что он сделал?
Широкая улыбка пропала с лица Медведя, и он сразу стал невероятно старым и серьезным.
— Его попросили вылечить ребенка. Ребенок был смертельно ранен и все равно умер бы. Но шаман винил себя в его смерти. А потом миссионеры и чиновники из правительства стали совать носы на север, вышел указ о запрете шаманства, и, боясь ослушаться указа, старейшины решили изгнать шамана. Спустя много лет, когда все забылось, ему позволили вернуться в родные места.
Давид смотрел на старика и вдруг почувствовал резкую боль в груди. Он скрывал свое горе неделями, боясь выпустить его наружу. Он ведь даже не общался с маленьким Дереком, но судьба мальчика, казалось, была неразрывно связана с его собственной. Теперь, после смерти ребенка, его остренькое личико с пытливыми глазами снилось ему гораздо чаще, чем прежде.
Давид с трудом справился с комом в горле, несколько раз судорожно сглотнув, но легче не становилось. Закрыв лицо руками, он сделал пару глубоких вздохов.
— Я думаю, тебе будет очень полезно встретиться с ним. — Спящий Медведь похлопал его по колену морщинистой рукой. — И потом, мне нужна компания.
* * *
Наконец все начало таять всерьез. Вода бежала, капала, бурлила и булькала везде. В этих краях выпадало очень мало дождей, но за зиму накопилось столько снега, что теперь стремительные потоки затопили подвалы, бежали неряшливыми реками по улицам, заполнили канавы и пропитали всю землю. Иногда по ночам было так холодно, что вода снова превращалась в лед, и гололед вызывал переполох среди водителей и пешеходов. И все же в воздухе витала радость. Подростки могли снова носить легкую одежду и обувь, мотосани прятались в гараж и доставались велосипеды, женщины начали разбивать огородики, которым суждена была очень короткая жизнь.
Контракт Давида подошел к концу, и Хогг, пытаясь убедить его остаться, сказал, что его отъезд будет серьезной потерей для их сообщества.
— Знаю, что вы не всегда находите общий язык с Шейлой, но я уверен, что все эти недоразумения сгладятся, дайте только срок, — добавил он. — Я хотел бы ввести вас в постоянный штат, с отличными рекомендациями. Такого молодого человека, как вы, в Лосином Ручье ждет блестящее будущее. Город будет расти. Цивилизация доберется и до нас. Решайтесь же, Дейвид, то есть Давид! Подумайте об этом.
Некоторое время Давид колебался. Он не знал, что его ждет дома, но там осталась больная мать, которая была очень расстроена его отсутствием. Он чувствовал, что должен продолжать хирургическую практику, но ему вряд ли удастся набраться опыта в Лосином Ручье только на тех несчастных случаях, от которых волосы вставали дыбом и которые требовали хирургического вмешательства. Цивилизация нескоро доберется в эти края, если вообще когда-нибудь доберется. Но самое главное — ему необходимо было разобраться с ситуацией, которая осталась дома. Нельзя же прятаться всю жизнь! После этих удивительных и непростых десяти месяцев он чувствовал, что вырос как человек, как мужчина, но как врача он все еще себя боялся. Чем скорее он встретится лицом к лицу со своими ночными кошмарами, тем лучше. Ну и, как ни противно себе в этом признаться, Шейла была решающим фактором в пользу отъезда. Он не мог представить нормальных рабочих отношений с ней. В случае же конфликта между ними позиция Хогга понятна: он ни за что не позволит ей уйти.