Эд тут же принялся за дело, натирая маслом ее округлую, как яблоко, задницу, словно требующую полировки греческую погребальную урну. Актриса посмотрела через плечо на агента ФБР.

— На что это вы уставились? Ах на Джока! Правда, он великолепен? На улице пройдете и не заметите, но в своем деле он лучший. Может работать даже в стельку пьяным. Словно в нем установлен электрический насос или нечто в этом роде, а то, что надувается, — гигантских размеров.

Кимберли, похоже, все еще страдала от избытка гормонов, потому что сразу охрипла.

— Скажи, когда ты это делаешь, у тебя не возникает чувство, что ты раздолбениваешь весь феминистский матриархат?

— Нет, — нахмурилась Марли. — Мне кажется, я раздолбениваю весь тайский патриархат.

— Вот даже как? — кивнула американка.

По сигналу Ямми она сделала шаг назад.

— Сцена двенадцатая, эпизод первый! — рявкнул режиссер. Марли немедленно принялась стонать. — Стоп! — остановил ее японец и принялся объяснять: — Послушай, душечка, он в тебя еще не вошел. Если ты с самого начала заводишься, как закипающий чайник, что останется на крещендо? — Он подошел к стоящему на столе ноутбуку, что-то проверил, рассеянно поведя мышью. — И еще, моя милая, ты не в той позе. Твой клитор и верхняя часть лобка в объективе камеры на полу, но большая часть члена Джока выпадает из кадра. Подайся задницей на полдюйма назад. Вот так. Великолепно. Запомни эту позицию. Джок, у тебя не опал?

— Я готов. — Шотландец скосил глаза вниз.

— Когда в нее войдешь, не толкай слишком сильно, чтобы не сдвинуть с места, иначе в кадре останутся одни твои волосатые яйца. Пусть все выглядит жестоко, но на самом деле ты вперед не дави. На пленке лучше всего получаются плавные, рассчитанные движения. Ясно?

— На все сто.

— Молодец. — Настроение японца изменилось. Прометеевым усилием истинного художника он подавил в себе отчаяние и улыбнулся. — Мне бы твои способности. Марли, душечка, теперь займемся с тобой. Наш потрясающий Эд будет оглаживать твой зад, точно это дорогая сковорода с тефалевым покрытием. Ты твердо знаешь, что должно произойти, но не представляешь когда, и он доводит тебя до точки безумия. Будь добра, изобрази мне каждым мускулом своего лица агонию предвосхищения. Хорошо, так и замри. Теперь чуть-чуть высуни язычок. Да не вываливай весь — только розовый кончик между алчущих губ. Замечательно. Снимаем второй эпизод.

Второй эпизод был посвящен непосредственно проникновению, и в нем целиком и полностью раскрылся талант Джока.

— Может, пойдем, — простонала Кимберли. — Мне надо либо посидеть остыть, либо мужика.

Когда мы уходили, я впервые заметил высокого, атлетического сложения англичанина лет сорока с чем-то. Он сидел в дальнем конце студии на пластмассовом стуле в модном, отлично сшитом костюме свободного покроя и внимательно за всем наблюдал. Из-под открытого ворота блестела филигранная золотая цепочка. Я уже знал, как он выглядит голым и что зовут его Том. Укол ревности был такой силы, словно Дамронг не умерла.

«Том, ты великолепен. Мне невыносима мысль, что ты можешь переспать с другой женщиной. Это выше моих сил».

«Не беспокойся. После тебя разве может потянуть на другую?»

Зачем он здесь?

По дороге обратно в Сукумвит я сказал Кимберли, что мне необходимо забрать Лека из больницы, где он проходил ежемесячную проверку. Американка немедленно предположила, что у него ВИЧ и что необходимо принять меры предосторожности — например вылезти из этого такси и нанять другое. И мне пришлось ей объяснить, что его состояние здоровья превосходно, а проверки связаны с изменением пола. Обычная процедура не предполагала немедленного отсечения яичек, но при помощи эстрогенных гормонов способствовала обретению нового «я». А хирургическое вмешательство предусматривалось почти на самой последней стадии. Мои слова превратили агента ФБР в беспомощное существо, увлекаемое оползнем собственного любопытства, и когда Лек плюхнулся рядом с ней на заднее сиденье, она не удержалась и уставилась на него.

— Ты такой красивый! — Она разглядывала его разделенные посередине на пробор длинные черные полосы, большие, лишь слегка подведенные овальные глаза, высокие скулы, худощавое продолговатое лицо, оценивала не покинувшую его юношескую гибкость.

— Лорк? — Лек пытался перехватить мой взгляд.

Когда Кимберли вылезала из такси у гостиницы «Грант Британия», у нее перехватило горло.

— Первый раз в жизни вижу такого ангелочка!

В участке я снова вспомнил англичанина по имени Том и попытался представить, какого дьявола ему понадобилось на студии Ямми. В это время зазвонил мой мобильный.

— Этого не будет, — заявили Кимберли.

— Чего именно?

— Мы не можем допустить, чтобы его искромсали. Меня уже замучили кошмары — скальпель так и стоит перед глазами, хотя спать я еще не ложилась. Ух!

— Разумеется, будет. Для транссексуала хирургическая операция — самый важный день в жизни, рождение его истинной сути.

— Не будет! — отчеканила агент ФБР — так говорят американцы, когда собираются забросать будущее бомбами до полного его повиновения. — Он слишком красив. Дай мне номер его телефона.

— Не дам, — отрезал я и закрыл мобильник.

15

На следующий день примерно в четыре часа Лек забежал ко мне в участок. В его облике было нечто от изнывающего от скуки профессионала, но он феминизировал этот образ, быстро проведя руками по своим длинным иссиня-черным волосам и поежившись. Он не мог устоять перед соблазном и слегка подрумянил щеки. Достал респиратор ароматерапии и вдохнул состав в левую ноздрю.

— Целый день шел по следу, — объяснил он, меняя ноздри. — А он такой горячий и пахучий. Эта шлюха побывала всюду, буквально всюду, но нигде подолгу не задерживалась. Я пытался проверить то, что нам наговорил ее бывший муж, этот американец Бейкер, и оказалось, он в основном сказал правду. Она поднималась все выше и выше.

— Она принадлежала к какому-нибудь бару, когда ее постигла смерть?

— Вот к этому я и подхожу. Она работала на Сой-Ковбой, Нана и в Пат-Понге, где была одной из лучших и приносила хороший доход. Затем перешла в клуб «Парфенон». — Лек замолчал и посмотрел на меня.

— «Парфенон», — повторил я, проглатывая застрявший в горле ком. Я заранее догадывался, что такой оборот неизбежен, но это не облегчало наше расследование.

Лек хотел убедиться, что я понимаю, сколько всяких препятствий может возникнуть на нашем пути.

— Ну и с кем ты там разговаривал?

— Я должен был действовать тайно. Не так ли?

— Лек, говори, что ты предпринял.

— Сделал вид, будто пришел наниматься на работу. А как иначе я бы сумел там хоть кого-нибудь разговорить? Стоило признаться, что я полицейский, и вся мужская половина высшего общества Бангкока накинулась бы на тебя.