И тут кое-что заметил.
Филенка ванны была плохо прилажена. Я опустился на колени и надавил на нее. Она щелкнула, закачалась и вновь обрела свою форму. Я надавил снова. На сей раз уголки филенки выскочили из прорезей рамы. Они были слегка зазубрены по краям, словно их обрезали пилой. Я просунул в щель пальцы и потянул.
Под ванной были сложены сотни стеклянных пузырьков. Они занимали там все пространство, темно-коричневые, матовые, с одинаковыми этикетками. Вверху черными буквами было напечатано: «Кетамин». Ниже шла надпись: «Осторожно: использовать только в ветеринарных целях».
Я достал один пузырек.
Снаружи раздался хруст камешков.
Я подошел к окну. Девушка девятнадцати-двадцати лет. Темно-каштановые волосы собраны в конский хвост. Светло-кремовая кожа. Облегающие хлопчатобумажные брюки, красная рубашка, бело-розовая лыжная куртка. На ногах короткие, отороченные мехом сапоги. Она шла сюда, разбрасывая камешки.
У меня не было времени выйти — даже спрятаться в кладовую, — поэтому я поставил на место филенку и перешел в комнату Б, с кольцами на стенах. За дверью я достал «беретту» и спустил ее с предохранителя. Несмотря на холод, руки мои вспотели.
Потом я вспомнил о запасных патронах.
Они остались в машине, в бардачке.
Черт!
На лестнице послышались шаги. В щель между дверью и косяком я увидел, как девушка прошла по площадке в ванную.
Послышался звук снимаемой филенки. Звякнули пузырьки. Потом девушка начала напевать под нос. Я вышел из своего укрытия, широко шагнул к ванной и приставил дуло пистолета к ее затылку:
— Не шевелись.
Девушка вздрогнула, словно от удара током, и скосила глаза.
— Встань.
Она медленно поднялась, в одной руке сжимая три пузырька, а другой показывая, что не будет создавать никаких проблем.
— Как тебя зовут?
— Сара, — негромко ответила она.
— Хорошо, Сара. Теперь скажи мне: что здесь, черт возьми, происходит?
Она не ответила, поэтому я опустил пистолет и схватил ее сзади за шею. От неожиданности она выронила пузырьки. Они разбились об пол ванной. Сара вздрогнула, словно ожидая удара, и вздрогнула снова, когда я повернул ее и втолкнул в комнату Б, где пригнул ее голову к надписи «Помогите»:
— Можешь прочесть это?
Она испуганно кивнула, тяжело дыша.
— Отлично. Значит, ты говоришь по-английски. Кто-то выцарапал на стене этот призыв и оставил там половину ногтей. Ты видишь там ногти, так ведь?
Она снова кивнула.
— Говори громче, не слышу.
— Да.
— Хорошо. Представляешь, как это мучительно? Представляешь, в каком отчаянии должен находиться человек, чтобы выцарапать надпись на стене своими ногтями?
Она не шевельнулась.
— Сара?
— Да.
— Что «да»?
— Да, представляю.
— Хорошо. Поэтому ты ответишь мне на несколько вопросов. В противном случае я нацарапаю новый призыв и в углублениях останутся твои ногти. Поняла?
Она кивнула. Я распрямил ее и вывел из комнаты — больше не мог выносить того запаха.
На лестничной площадке я поставил ее на колени лицом к стене. На миг увидел себя в зеркале ванной, и этот человек мне не понравился. Но обстоятельства изменились. Изменился и я. Возврата к себе прежнему уже не было. Всё. Они позаботились об этом.
— Я не хочу причинять тебе вреда, — сказал я. Она стояла на коленях, упираясь рукой в стену. — Но причиню, если не скажешь того, что мне нужно.
Я выдержал паузу, чтобы до нее дошло. Она кивнула.
— Отлично. Первое. Для чего используется комната с кольцами?
Легкое колебание, потом:
— Для акклиматизации.
— Что это, черт возьми, означает?
— Мы помещаем их туда, чтобы вывести из организма яды.
— Вывести яды?
— Да.
— Они что, наркоманы?
Сара утвердительно качнула головой.
— Не будем больше изъясняться жестами. Да или нет?
— Да, некоторые.
— Некоторые, но не все?
— Не все. Но почти.
— Вы проводите программу лечения от наркомании?
— Вроде того.
— Да или нет?
— Да. Но это не…
— Что «не»?
— Не обычная программа.
Я заглянул в комнату с кольцами. Увидел наручники, брызги крови. Почувствовал запах гниения и рвоты.
— Так, — сказал я. — И что же она собой представляет?
— Это помогает людям забыть.
— Что забыть?
— То, что они видели, и то, что сделали.
— Например?
Она отвела руку от стены и чуть повернула голову, чтобы видеть меня.
— Я не уверена, что вы поймете.
— Там посмотрим.
Она снова повернулась лицом к стене.
— Они все перенесли травмы.
— Какие?
— Душевные травмы.
— Конкретнее, — сказал я.
Она взглянула мне в глаза. В ее лице я видел страх, который заметил, когда внезапно напал на нее. Но теперь он почему-то выглядел менее убедительным… словно она разыгрывала меня. Словно все это — испуганная девочка, негромкий голос — было притворством.
— Какие душевные травмы? — спросил я.
Она печально улыбнулась:
— Как Деррин.
Я схватил ее за шею и прижал лбом к стене. Посыпавшаяся штукатурка заставила ее закрыть глаза. Она закашлялась.
Я наклонился к ее уху:
— Не пытайся влезть мне в душу и разжалобить таким образом. Не упоминай ее имени. Еще раз произнесешь — убью к чертовой матери.
Она кивнула.
Я ослабил нажим, и она открыла глаза.
— Не открывай глаз.
Она нахмурилась, словно не поняла.
— Не открывай глаз.
Она зажмурилась.
— Конкретнее, — повторил я. — Назови мне конкрет…
— Сара?
Мужской голос перед домом. Хруст снега под ногами. Судя по всему, человек шел к задней двери. Я наклонился к Саре:
— Ни звука, поняла?
Девушка взглянула на меня. Она не была красивой, но ее лицо обладало гипнотическим воздействием. Не давало отвести от себя глаз, заставляя терять драгоценные секунды.