— Простите?
— Но может, лучше так… — продолжает Ковак с отсутствующим взглядом. — Может, было бы лучше, если б я его убил.
— Для него — нет.
— А для его психиатра хуже, — усмехается Анаконда. — Разве что она разлюбила мужа. В таком случае я оказал ей услугу.
Стейнер не реагирует.
— Я бы охотно с ней поговорил.
— С кем?
Стейнер переглядывается с Мельшиором.
— Послушай, флик, — говорит Ковак, резко меняя тон. — Знай меру. Я готов говорить о многих вещах, об искусстве расчленения, об извлечении внутренностей у живых, об аккуратном отсечении головы… Но я не готов к тому, чтобы меня принимали за слабоумного.
— Кто сказал, что тебя принимают за слабоумного? Сейчас это было бы слишком глупо, а?
— Я хочу говорить с психиатром. Когда ты мне показал фильм, я все понял.
Полицейский не может сдержать гримасы.
— Я тебе ничего не обещаю. Недавно она пережила сильный шок, когда вернулась к себе в квартиру. Не догадываешься?
Анаконда начинает смеяться. Стейнер представляет себе радость змея. Боль утихомиривает Ковака. Но он ликует.
— Мне нравится твое чувство юмора. И потом, у тебя, по крайней мере, хватило ума все организовать. Я всегда говорил себе, что не смогу злиться на того, кто попытается меня остановить. Скажи ей, нужно немного побеседовать наедине. У меня кое-что есть — ей будет очень интересно… И если этого недостаточно, чтобы она согласилась, скажи ей: я хочу с ней поговорить о нашем общем друге, жонглере.
— Жонглере?
— Насколько я себе ее представляю, это должно подействовать… Она так искала встречи со мной. Теперь не стоит откладывать.
— Я попытаюсь. Мне тоже в высшей степени интересно. Так таинственно…
— Ты не представляешь, насколько ты прав, флик.
Настойчиво звонит телефон. Но он не беспокоит насекомых в коробочках. Кошка потягивается в кресле. Дверь в сад открывается. Ольга Энгельгарт берет трубку:
— Вас слушают. Кто у телефона?
— Жозеф Стейнер. Вы доктор Энгельгарт? По моим догадкам, Сюзанна Ломан у вас. Мне нужно с ней поговорить.
— Не буду вас обманывать. Не кладите трубку. Посмотрю, что можно сделать.
Она возвращается в сад.
Через минуту Сюзанна у телефона.
— Стейнер?
— Сюзанна, как дела?
— Плохо. Я стараюсь успокоиться. Укрылась здесь с дочерьми. Старшая в шоке. Про младшую ничего не могу сказать. Вчера похоронили их отца, вы знаете… Рада вас слышать.
— Я тоже. Рад узнать, что вы там. Я предполагал, что вы вернетесь к подруге.
— Я вам очень благодарна… Стейнер?
— Да?
— Я чувствую себя виноватой, понимаете? Я беспокоилась за дочерей. Поэтому мне нужна была Ольгина поддержка. Я совершенно разбита. Вот к чему привело это расследование…
— Я понимаю. Вы не в силах были ничего изменить.
— Не знаю.
— Невозможно все предвидеть. Вы делали то, что должны были. Благодаря вам его взяли.
— Он заговорил?
— Именно.
— Что — именно?
Он догадывается, что она бледнеет.
— В частности, поэтому я вам и звоню.
— О, Стейнер! Что?
— Он хочет вас видеть.
— …
— Лорэн Ковак.
— Вы издеваетесь надо мной?
— У него есть что вам сказать… Такое, что он хочет сказать только вам.
— Вам мало фильма?
— Он уже во многом сознался. Но тут уперся. Он мне сказал, что хочет поговорить с вами о жонглере.
Она вздыхает:
— Вы отдаете себе отчет, о чем вы меня просите?
— Я отдаю себе отчет, Сюзанна…
— …
— Без этого можно и обойтись, но я думаю, вам лучше приехать. С Данте не все ясно. Вы согласны?
— Вы мучаете меня.
— Я понимаю.
Она молчит. Смотрит на насекомых, взгляд переходит с одного на другое, не различая их. Их контуры расплываются. Ее глаза привыкли к полумраку. Пристрастие Ольги. Успокаивает. Вопреки всему.
— Стейнер? — говорит она в безмолвной гостиной. — Дайте мне пару минут. Я перезвоню.
— Я буду у телефона.
Видя полицейских с автоматами в конце коридора, она еще не знает, правильно ли было ее решение. Стейнер идет рядом. Под его ногами скрипит паркет.
Ее сердце стучит громче каблуков по полу. Ей страшно при мысли, что она увидит его, и она боится того, что услышит.
Она должна создать себе броню из медицинских знаний.
— Я мало что могу вам посоветовать. Этот тип людей вам известен лучше, чем мне, — говорит Стейнер на ходу. — У него парализующий взгляд, такой, о каком вы неоднократно мне говорили. Я полагаю, вы знаете, что делать.
— Хотелось бы в это верить, — говорит она, нервно икнув.
Они приближаются к двери. Двое дежурных тайком наблюдают за ними.
— Вам нечего бояться, понимаете?
— Надеюсь. Но видеть его, смотреть ему в лицо после того, что он сделал…
— Предпочитаете отступить?
— Нет.
— Тогда пойдем? — спрашивает он, берясь за дверную ручку.
— Пойдем.
Лорэн Ковак сидит на стуле, руки за спиной. С ним Мельшиор. Сюзанна улавливает в лице Ковака сходство со змеей. Она не заметила этого на черно-белом экране монитора наблюдения.
— Итак, вот спасшаяся чудом, — говорит он, глядя, как она входит. — Я не встаю — моей змее захотелось раздробить мне скелет. К счастью, комиссар Стейнер спас мне жизнь.
Она поворачивается к Стейнеру, который делает ей знак сесть под призрачную защиту стола.
— Вам повезло, что ваш муж был в супружеской квартире с другой женщиной. Вы ему крайне обязаны вашей…
— Что вам от меня нужно? — резко обрывает она его, что кладет конец той манере, с которой он ее встретил. — Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать мерзости. Если вы будете продолжать, я уйду. — Оба полицейских смотрят на нее, Ковак тоже. — Что заставляет вас искать встречи с той, кого вы считали убитой? Сожаление? Угрызения совести? Нет, вы на них не способны, — говорит она с долей презрения.
Он прочищает горло.
— Я хочу говорить с доктором наедине, если это возможно, — говорит он Стейнеру.
— Боюсь, ты просишь слишком много.
— Лишь потому, что, по-моему, доктор предпочтет говорить о жонглере наедине.