— Я очень рада… — чуть слышно произнесла я и добавила, постаравшись, чтобы прозвучало как можно бодрее: — А знаете, я надеюсь, со второй книгой все будет по-другому. Может, она получится лучше первой.
— Ну конечно. — Лиз помолчала, глядя на меня с любопытством и некоторым смущением. — Милая моя, я не обижусь, если вы скажете, что это не мое дело, но так хотелось бы узнать — что побудило вас писать о Ребекке Фишер?
В обычных обстоятельствах я бы замкнулась, слишком хорошо понимая, какое глубочайшее неодобрение может вызвать выбранный мною главный персонаж. Но сейчас мне было совсем не трудно описывать, как все начиналось; как по мере углубления в детали и подробности этого дела меня охватывало желание добраться до самых корней; как очень скоро дело Ребекки стало интересовать меня по причинам, мало или вообще не связанным с книгой. И когда я рассказала Лиз все, у меня возникло чувство, будто это наша первая с ней встреча, будто мы на редкость быстро, с первых же минут знакомства, прониклись симпатией друг к другу.
Рассказ был закончен, но Лиз еще некоторое время не сводила с меня задумчивого взгляда.
— Это, без сомнения, интересно, но вместе с тем и ужасно. Меня удивляет, что вы не испугались до смерти. Глупо, конечно, но сама я до сих пор не могу без содрогания вспоминать о том, что эта женщина была моей соседкой. Никогда бы не подумала, что такое возможно, да еще в нашем медвежьем углу. Переезжая сюда, я и представить не могла ничего подобного.
Я удивилась. Она всегда так расхваливала прелести здешней тихой жизни, что я пребывала в уверенности, будто она и родилась здесь.
— А откуда вы переехали?
— Из пригорода Борнмута, почти сразу после смерти мужа, и живу здесь уже больше десяти лет. Девочки к тому времени уже разъехались, а наш дом был слишком велик для меня одной. Даже если бы не последнее обстоятельство, все равно жить там было бы мне в тягость. Думаю, вы меня понимаете.
— Прекрасно понимаю. — Я живо представила себе большой семейный дом в зеленом пригороде, прежде полный людей и вдруг опустевший. Эхо, звучавшее в его пустых комнатах, подумалось мне, не сильно отличалось от эха в доме номер четыре на Плаумэн-лейн, — менее зловещее, вместе с тем оно было более мучительным. — На вашем месте я бы тоже переехала.
Ответом был благодарный взгляд — и в мгновение ока печаль на ее лице сменилась привычной улыбкой:
— А знаете, моя милая, я буквально сразу освоилась в Эбботс-Ньютоне, хотя поначалу очень волновалась, как местные жители примут чужака. Однако они приняли меня как родную.
— А вот к Ребекке, по слухам, отнеслись совсем иначе.
Как часто бывает, я сначала ляпнула и только после подумала. Лиз уставилась на меня с нескрываемым удивлением:
— Кто ж вам такое сказал?
И я впервые описала встречу с мистером Уиллером человеку, который лично знал ветеринара. Я сознательно не утаила ничего: ни его вспышки ярости, ни обвинений в мой адрес и в адрес всех жителей, ни его гнева по поводу того, как обошлись с собакой Ребекки.
— Да это, в общем, неважно, — глядя на озабоченное лицо Лиз, торопливо сказала я. — Мне удалось разыскать других людей, знавших Ребекку, — ее школьных учителей, соучеников и еще много кого, — так что я обойдусь и без помощи мистера Уиллера. Просто тогда, при нашей встрече, меня поразила его реакция. Только и всего.
— А меня его реакция не удивляет… — На лице Лиз была по-прежнему написана тревога. — Они с Ребеккой были очень большими друзьями. Насколько я могу судить. Я часто видела его машину рядом с нашим домом.
Я уловила сдержанную осторожность, словно она боялась показаться истеричкой, но тем не менее хотела донести до меня свои мысли. Глядя на нее, я чувствовала почти то же самое, что чувствовала вчера утром с Петрой, в комнате для гостей. Только сейчас мне было еще страшнее. Петра могла нафантазировать себе все что угодно, даже вообразить Винсента Прайса [33] в роли ветеринара, но Лиз-то лично знала мистера Уиллера. Даже в неведении о ночном вопле, о том, что я видела, как ветеринар следил за нашим домом, о моих подозрениях насчет его причастности к смерти Сокса, она тем не менее сочла мой рассказ угрожающим.
— Как по-вашему, он все еще общается с ней? — спросила я.
— Я знаю об этом не больше вашего. Однако думаю, что да. Когда она жила здесь, мне казалось, что отношения между ними очень тесные. Я почти уверена, что они знали друг друга еще до ее переезда сюда.
Я вдруг подумала: «Что, если отношения между ними существуют уже не один десяток лет и он предан ей так, как самый близкий родственник? А следовательно, и мстить готов как за родню?» Я постаралась отогнать от себя эту мысль.
— Все возможно, а впрочем, это и неважно. Я не собираюсь больше общаться с ним, у меня уже достаточно информации, которую надо проверить и обработать. — Мне хотелось перевести разговор на другую тему, не имеющую ничего общего со зловещей неопределенностью мистера Уиллера; хотелось поговорить о чем-то, что соответствовало бы обстановке этой уютной сельской кухни, с полками, заставленными специями и кулинарными книгами. — Лучше расскажите, как шла торговля вчера вечером после нашего ухода? Жаль, что мы не могли побыть там подольше.
Я очень уж резко сменила тему, но моя собеседница лишь чуть приподняла брови, и, убедившись, что она идет навстречу моему желанию прийти в нормальное состояние и успокоиться, я мысленно поблагодарила ее. И мы как будто стали еще на шаг ближе.
Случайно глянув на часы на стене, я сделала то, что собиралась сделать вчера на распродаже:
— Боже мой, уже почти семь часов. Как жаль, но мне пора идти.
— Ничего, мы ведь непременно скоро увидимся.
— Конечно, заходите на чашечку чая, когда надумаете. — При всем желании еще вчера в это же время я не сформулировала бы приглашение подобным образом, а сейчас оно само сорвалось с губ. — Я охотно сделаю перерыв в работе.
Выйдя из задней двери, я по дорожке пересекла ее садик, прошла мимо того места, где мы закопали беднягу Сокса. Солнце садилось, и цветочные клумбы полыхали в желто-малиновых закатных лучах. Я еще не совсем успокоилась после разговора о мистере Уиллере, но испытывала и удовлетворение от того, что стала относиться к Лиз иначе. За последние полтора часа она будто бы перешла грань, разделяющую приятное знакомство и истинную дружбу. То же самое, как мне помнится, произошло и с Петрой, только совершенно в другое время и в другом месте…
Но это неважно, по крайней мере, сейчас неважно. В этот вечер мне не хотелось вспоминать о том периоде моей жизни. Я заторопилась домой, где меня ждали Карл и ужин, словно в попытке удрать от пугающих воспоминаний. Самое худшее, на ходу размышляла я, что воспоминания возникают неизвестно откуда, и потому хоть небольшая часть моего сознания должна быть постоянно начеку.