Ж…Ю..Л…Ь…
Сердце Бастиана резко подскочило в груди. Вокруг как будто стало еще темнее — словно лежавший на полу круг вобрал в себя весь свет.
Е…Н…
Он облегченно вздохнул, чувствуя слабое разочарование.
— Жюльен… а дальше?
Бокал медленно поворачивался вокруг своей оси.
Ж…Е…Р…Т…В…А
Анн-Сесиль и Жан-Робен обменялись быстрым взглядом.
— Назови свою фамилию.
Т…Е…Н…Ь…Б…Е..Л…
НЕТ
Бокал вдруг резко повернулся к квадратику с надписью НЕТ — так быстро, что никто не смог удержать пальцы на ободке. Стало еще холоднее. Теперь Бастиан точно знал, что они здесь не одни. Это была очевидность, которую он принял без малейшего протеста. Чужое присутствие было враждебным. Ужасающим.
Анн-Сесиль снова переглянулась с Жан-Робеном, потом они оба взглянули на Бастиана.
— Раньше это никогда не происходило так… быстро. К тому же… странно… такое ощущение, что их двое!
Но едва лишь Анн-Сесиль произнесла эти слова, даже еще раньше, чем ее пальцы снова легли на ободок бокала, он снова начал двигаться: Т…А…Л…Ь…НЕТ…К…О… Бокал продолжал двигаться сам по себе, и все четверо в изумлении отшатнулись: даже мгновенное прикосновение к нему вызывало болезненное ощущение, как от ожога пламенем или холодом. Идущая от бокала энергия постепенно передавалась им.
— Жюльен, кто ты? Почему ты пришел к нам сегодня? — спрашивала Анн-Сесиль, стараясь говорить повелительным тоном. Она обращалась только к тому духу, который явился первым.
М…А…Р…И…С…О…Ф…И…НЕТ…Ж…Е…Р…Т…НЕТ…Т…Е…Н…Ь…Б…Е..Л…НЕТ
— Что-то не так, Жан-Робен, — с тревогой сказала Анн-Сесиль. — Их слишком много, и я не понимаю, чего они хотят… И есть еще кто-то, кто хочет помешать им говорить!
Бастиан взглянул на нее и понял, что она боится. Затем он перехватил полный ужаса взгляд Опаль и подозрительный — Жан-Робена.
Т…Е…Н…Ь…НЕТ…НЕТ…НЕТ…
Бокал не останавливался ни на секунду — он постоянно дергался от слова НЕТ к очередной букве.
— Да, ты права… мне кажется, надо остановиться, — произнес Жан-Робен.
Холод был как в могиле. При каждом выдохе с губ срывались облачка пара.
— Продолжаем, — решила Анн-Сесиль. — Это… что-то невероятное!
Ж…Е…Р…Т…НЕТ
Т…Е…Н…Ь…Б…Е…Л…НЕТ
НЕТ…Н…Е…Т…НЕТ…
Бокал кружился как юла — так быстро, что они едва успевали соединять буквы в слова. Вжик…вжик…вжик… — каждую долю секунды бокал поворачивался, совершенно четко указывая на ту или иную букву.
Ж…А…Н…Д…Ю…П…Ю…И…
Ж…Е…Р…Т…В…А…Т…Е…Н…Ь…
Б…Е…Л…А…Я…Т…А…Л…Ь…НЕТ
— Я… я боюсь! — вскричала Опаль. — Так никогда не было рань…
В это мгновение бокал разлетелся вдребезги, и все в ужасе вскрикнули.
— Надо остановиться, Анн-Сесиль! — закричал Жан-Робен, вскакивая на ноги.
Анн-Сесиль даже не успела ответить: буквы сами начали выстраиваться на полу в слова, словно легионы враждующих армий.
Л…А…В…И…Л…Л…Ь…Х…О…Ч…Е…Т…Т…Е…Б…Я…
В…И…Л…Ь…Б…У…А…П…Р…О…Ч…Ь…
НЕЕЕЕЕЕЕЕТ
— Анн-Сесиль, прикажи им остановиться!
Это был голос Жан-Робена, но Бастиан его почти не слышал, как не слышал рыданий Опаль и не видел растерянного выражения лица Анн-Сесиль, на котором больше не было очков — они слетели, когда она вскочила с места. Он как зачарованный смотрел на буквы перед собой на полу — поскольку единственный продолжал сидеть.
Ф…Р…А…Н…С…И…С…М…А…Р…Т…Е…Н…Т…Е…Н…Ь…
НЕТ…Н…Е…Т…
— Они хотят, чтобы Вильбуа ушел, — внезапно произнес Бастиан, словно пребывая в трансе. — Он тот, кто мешает им говорить. Это Вильбуа… А другие — это дети… де…
— Анн-Сесиль! Останови это! НЕМЕДЛЕННО!
— Я не могу! Это он! Это все он! — закричала она, указывая на Бастиана.
1…2…Н…О…Я…Б…Р…Я…Т…Е…Н….Ь…
НЕТ…НЕТ…НЕТ…НЕТ…
1…8…7…9…Ф…И…Л…И…П…П…Э…М…И…Л…Ь…О…Г… О…Н…Ь…Т…Е…Н…Ь…Б…Е..Л…
— Это жертвы! — воскликнул Бастиан в полной экзальтации. — Это дети, которых здесь убили и…
— Бастиан! Остановись! Скажи им, чтобы ушли!
1…0…Д…Е…К…1…9…8…8…Ж…Е…Р…Т…
— Бастиан, ты должен закрыть дверь! Иначе они все останутся здесь! Навсегда! Они всегда будут с тобой!
Анн-Сесиль закашлялась. Жан-Робен молчал, в полном оцепенении глядя на буквы. Опаль плакала, съежившись в углу. А буквы продолжали свой жуткий танец. Бастиан читал их и одновременно слышал слова — как в первый раз, они звучали внутри его головы. Все вокруг начало дрожать. Каждый предмет вибрировал от невероятной энергии, которая исходила от обычного мальчика, сидящего на полу… И от того, кого звали Вильбуа… И от детей — всех тех детей, которые были здесь, чьим пристанищем уже много лет были тени и туманы Лавилля… Все они смешались в безумном вихре — палачи и жертвы, мученики и мучители…
— Они сражаются с ним, — произнес Бастиан. — Они с ним сражаются!
Подушки на полу начали двигаться… потом кресло… вешалка… одежда на ней…
— ЗАКРОЙ ДВЕРЬ, БАСТИАН! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ИМ ПОМОГАТЬ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ИМ ПОМОГАТЬ! НЕ СЛУШАЙ ИХ!
Но Бастиан не слышал голоса Анн-Сесиль — он слушал голоса, звучащие в голове. Голоса и плач. Перед ним возникали картины: городской парк… замок на холме… и та комната, в которой он был сейчас… чьи-то пальцы, бегающие по квадратикам с буквами… не младенческие пальчики его брата, а другие — белые, мертвые, полуразложившиеся… кровь… обнаженные тела… перевернутые распятия… факелы в ночи… снова голоса… среди них тот, что он уже когда-то слышал: «Лавилль-Сен-Жур хочет тебя… то же самое случилось и с теми детьми… они ждут тебя здесь…»
Слова, образы, голоса — все смешалось в хаотический бурный водоворот.
В… И…ЛЛЛЛЛЬЬЬЬЬБУУУУУАААААААА ПРОООООООЧЬ
ЖЕЕЕЕЕРРРРРТТТТТВВВВВВВВАААААТЕЕЕЕЕННННННЬББББЕЕЕЕЕЕЛЛЛЛЛООООООГООООООНННННЬЬЬЬ
ВВВВИИИИИЛЛЛЛЛЛЛЬЬЬЬЬБББББУУУУУУААААААА
— БАСТИАН!
Над ним склонилось лицо Анн-Сесиль, трясущей его за плечи. Кресло сорвалось с места, и подлокотник ударил ее в лоб. Она рухнула на пол с криком боли.
БЕЛАЯТЕНЬЖЕРТВЫВИЛЬБУАТАЛЬКОТЬЕРЛАВИЛЛЬСЕН…
Опаль в ужасе завопила, и этот вопль вывел Жан-Робена из оцепенения, в котором тот пребывал уже пару минут — с тех пор, как мебель начала двигаться. Он в одно мгновение подскочил к Бастиану и обрушил на него ширму кукольного театра.
Удар по голове оказался мощным.
Буквы резко взмыли в воздух, словно стая испуганных мотыльков. И вдруг все остановилось. Бастиан недоверчиво огляделся, потирая затылок. Оказалось, что он сидит прямо в центре деревянного круга, — как так получилось, он не помнил. При слабом свете свечи он разглядел взволнованное лицо Опаль, все в слезах; вампирский силуэт Жан-Робена, который уже занес руку, сжав кулак, чтобы ударить снова; кровоточащую ссадину на лбу Анн-Сесиль и ее изумленный взгляд — она рассматривала свои окровавленные пальцы, поднеся руки почти к самым глазам; страшный беспорядок вокруг; бумажные квадратики с буквами, которые медленно, словно гигантские снежинки, кружились в воздухе и падали на пол. Он ощутил какую-то горячую солоноватую жидкость на губах и, проведя по ним рукой, увидел на пальцах кровь.