— так, по приколу
— а, понял.
Бастиан облегченно вздохнул. Однако после этих слов возникла пауза, и пару минут, наполненных тревожным ожиданием, он смотрел на мигающий курсор, гадая, пошел ли Патош к холодильнику за кока-колой или решил на сегодня закончить разговор. Наконец он увидел в углу экрана монитора маленький карандаш: его друг что-то еще писал.
— я тебе наврал, бастиан
— что??? ты о чем?
— о моей матери
Пауза.
— помнишь, ты к нам зашел перед отъездом? и она тебе наговорила про туман и все такое?
— да
— ну вот… вчера ей позвонили. из лавилля-сен-жур
— откуда ты знаешь??? и кто это был?
— я подошел к телефону. какая-то тетка, по голосу не очень молодая. короче, она страшно разоралась — мать, в смысле. поэтому я все и слышал. сам знаешь, как она орет — мертвого разбудит.
Бастиан воздержался от комментариев.
— и что она говорила?
— ну типа: не понимаю, о чем это вы… я никогда не была в лавилле… я никого там не знаю…
— но это же неправда! она знает нас!
— дык а я о чем? короче, мать знает лавилль
— я помню: ты сказал, она там никогда не была. я тебя спросил, откуда она знает про туман и… всяяякие вееещи…
— в чем и дело, говорю же: я тебе наврал. не спрашивай почему, как будто мне кто-то нашептал, что иначе нельзя. что лучше наврать. и вчера я подумал, что должен сказать тебе правду. после того звонка.
— она здесь жила? когда?
— ну, еще до того как я родился, значит давно. она об этом никогда не говорила, но я глянул ее паспорт.
— а паспорт тут при чем?
— ты что, не просекаешь? мать РОДИЛАСЬ в лавилле!
Раздался звуковой сигнал. Бастиан поискал глазами окошко Опаль, но это была не подруга.
— Ну что, Бастиан, поговоришь со мной?
Ему показалось, что он почти услышал голос — мягкий и насмешливый. «Жюль Моро».
— у тебя случайно нот твоей фотки? я бы поставим к себе на комп:)
Это было послание от Бастиана. Однако ни оно, ни сопровождавшая его короткая мелодия не могли оторвать Опаль от фотографии, недавно появившейся перед ее глазами. Опаль разглядывала ее уже две-три минуты, сосредоточенно и напряженно. Бастиан, «Сент-Экзюпери», тетя Жавотта были где-то в другом измерении; Chowder Society, самоубийство брата, отъезд родителей в Италию, ее собственные тревоги, надежды и сомнения превратились в отдаленные воспоминания, мерцающие отблески реальности в непроглядной тьме кошмарного сна. Эта тьма окутала ее, когда она прочитала первые строки послания от «брата»:
— Я знаю, ты пыталась связаться со мной в Showder Society. И, конечно же, знаю, что тебе не удалось этого достичь. Ты хочешь понять, не правда ли? Смотри…
Далее шла ссылка на какой-то сайт.
Опаль испытала нерешительность — в глубине души она понимала, что существо, говорящее с ней, не может быть ее братом… в полной мере. Кристоф никогда не стал бы выражаться так официально: «тебе не удалось этого достичь». Он написал бы что-то вроде «у тебя не вышло» или «не получилось» — не говоря уже об орфографии! Но, так или иначе, это существо знало о многом. Поскольку принадлежало не к этому миру, а к другому — тому, где только знание имеет ценность. Те из ему подобных, которые появлялись на сеансах в Showder Society, никогда не ошибались. И даже если это действительно был ее брат, это уже был не вполне он — лишь его дух, развоплощенный и холодный, лишенный эмоций и чувств, обитающий в некоем запредельном, абстрактном мире, далеком от мира здешнего…
Движимая какой-то неодолимой силой, чувствуя, как слабеют колени и холодеет в животе, Опаль нажала на ссылку. На экране появилась фотография — просто фотография, а не сайт с собственной навигацией и другими ссылками и даже не отдельный блог — словом, совсем не то, что она ожидала увидеть.
На фотографии была изображена небольшая группа людей — человек десять, — одетых в черные балахоны и стоявших кругом, держась за руки. Их лица были наполовину закрыты черными масками. Люди стояли в полумраке — единственным источником света были факелы, укрепленные на стенах, и нельзя было точно определить, что это за место, но напоминало оно нечто вроде подземной часовни или склепа. Однако Опаль невольно вздрогнула, изучая детали: знаки, начертанные на стенах, статуи непонятных, смутных очертаний, показавшихся ей подозрительными… Она догадалась, что люди в масках совершают какой-то ритуал: на полу был начерчен круг с пентаклем, чем-то напоминающий тот, вокруг которого собирались члены Showder Society. Однако вид взрослых, занимающихся тем же самым, вызывал какое-то тревожное, неприятное ощущение примерно то же самое испытываешь, узнав, что твои родители занимаются любовью, как и все остальные взрослые.
— Я знаю, что ты это видишь. Смотри дальше.
Новая ссылка.
Опаль повиновалась, даже ни о чем не спрашивая.
Новая фотография, на сей раз сделанная с более близкого расстояния, — была видна лишь половина людей в балахонах.
Опаль слегка прищурилась, всматриваясь в фотографию, и вдруг ее глаза широко раскрылись от ужаса: она заметила стоявшую в углу статую. Это была Пресвятая Дева, но… с растрепанными волосами, в порванной одежде, с обнаженной грудью, держащая на руках каменного младенца, который… кровоточил! О да — на месте глаз у него были кровавые впадины, откуда сочилась кровь вперемешку с гноем — отвратительная жидкость, напоминающая смертоносную отраву!
— Ты это видела, но так ли?
Не дожидаясь ответа, дух ее брата продолжал:
— Смотри еще.
Новая ссылка. «Господи! — с ужасом подумала Опаль при виде новой фотографии. — Зачем только я ее открыла!» Но ей нужно было узнать. Понять. Она ничего другого не желала с тех пор, как Кристоф совершил непоправимое. К тому же она знала, что теперь белые тени будут преследовать ее до самой смерти — или, по крайней мере, до отъезда из Лавилль-Сен-Жур… Единственным способом этого избежать было оказаться по ту сторону зеркала… Среди тех, кто знает.
На экране монитора медленно загружался фильм. По мере того как горизонтальная черта на шкале загрузки удлинялась, сердце Опаль стучало все быстрей. Прошла минута, другая, третья… Наконец появилось изображение.
Видимо, съемка производилась скрытой камерой или просто непрофессионально — изображение было нечетким, к тому же постоянно дергалось.