Они пригласили меня на свадьбу. Но я не приехал. Лавилль-Сен-Жур уже казался мне таким далеким… Я начал писать свой первый роман, окунулся в лихорадку парижской жизни — все это казалось мне гораздо интереснее, чем возвращение в туман…
И с тех пор мы не встречались — до совсем недавнего времени, когда я встретил Антуана, несколько недель назад…
Молчание.
Одри чувствовала, что эта история слово начертана пунктирными штрихами: в ней было множество пробелов. Почему он так долго не приезжал в Лавилль? Почему ни единым словом не обмолвился о своем детстве? И об «опасных играх»? Что это было — сексуальные эксперименты с оттенком извращения? Игры молодой девушки, очень красивой, очень богатой, более взрослой, чем ее партнеры, которой нравилось использовать свою власть над ними, не считаясь с их чувствами?
— Ты ведь не все мне рассказал? — проговорила она, по-прежнему не поднимая головы от его плеча.
— А надо было?
— Так, значит, Антуан к тебе ревнует из-за Клеанс? — спросила она вместо ответа. — Он думает, что она больше хотела за тебя выйти замуж?
— С чего ты взяла?
Одри покусала губы.
— Он устроил мне сцену. Из-за тебя.
Она почувствовала, как тело Николя напряглось.
— Выходит, ты с ним встречалась?
— Да, я была его любовницей, — вздохнула Одри с сожалением. — Маленький неверный шаг… и большая глупость.
— Из-за того, что он твой начальник?
— Из-за того, что он неподходящий для меня человек. Из-за того, что он женат. Из-за того, что я к нему ничего не испытываю. — Помолчав в нерешительности, она произнесла: — И из-за того, что он, мне кажется, занимается какими-то темными делами.
Николя ничего не сказал, но Одри почувствовала, как его сердце застучало быстрее.
— С этим покончено, — добавила она. — Когда я ему об этом сказала, он и устроил мне сцену.
Одри ждала какой-нибудь реакции, но напрасно. Она колебалась: стоит ли сказать о том, что Антуан недавно следил за ней, там, на парковке рядом с домом? Наконец она решила, что не стоит. Антуан обладал какой-то темной, пагубной аурой. Затем она почувствовала, как Николя осторожно гладит ее по волосам, и это ее немного успокоило.
— Твой новый роман будет о тех временах? — спросила она. — Поэтому ты и приехал сюда за вдохновением? Вспомнить молодость?
— Да… о молодости там кое-что будет, — ответил он и тихо добавил: — И не только.
— И когда я смогу его прочитать? Мне уже не терпится… — улыбаясь, сказала Одри.
Николя тоже улыбнулся.
— О, ты его прочтешь раньше всех. Хотя по мере того, как я его пишу, мне все больше кажется, что это будет не так уж увлекательно…
— Я понимаю, что ты не хочешь делиться подробностями, но… скажи мне хотя бы название.
После недолгого молчания Николя произнес:
— Однажды случится ужасное…
— Ты о чем?
— Это заголовок. «Однажды случится ужасное». Фраза из прошлого, застрявшая в памяти: «Однажды случится нечто ужасное, и…
— …и с тех пор уже ничто не будет так, как прежде», — закончила Одри.
Николя резко повернулся к Одри и в упор на нее посмотрел.
— Откуда ты знаешь?
Одри тоже взглянула ему в глаза, и ей показалось, что она прочла в них… ужас. И смятение.
— Я недавно увидела эту фразу, — неуверенно произнесла она. — Совершенно случайно. Один из моих учеников написал ее у себя в анкете.
Она увидела, что Николя побледнел. Внезапно его волнение передалось ей, и она торопливо проговорила:
— Да, это странно, потому что… как раз из-за этого ученика я стала подозревать Антуана в разных махинациях… О, ты ведь тоже его знаешь! Тот самый мальчик, который закричал во время твоей конференции…
Он горько усмехнулся и снова провел рукой по ее волосам. В этот момент Одри решила сказать все до конца.
— Николя, я думаю, что Антуан нас видел сегодня вечером. Он был на парковке и следил за моими окнами.
— Ты не хотел со мной разговаривать, Бастиан, не так ли?
— но знаю. а почему я должен?
— Потому что я твой брат…
— ну и что?
— Маме сейчас плохо.
— я знаю
— Ты знаешь, что ей плохо, но не знаешь, почему.
— потому что ты умер. это серьезная причина, тебе не кажется?
— Я не совсем умер. Ты же со мной говоришь. Дети никогда не умирают полностью. Особенно дети из Лавилля-Сен-Жур.
— ты разве из лавилля?
— В каком-то смысле да.
— я не понимаю. но у меня вопрос: если ты и правда мой брат, почему бы тебе не появиться? здесь и сейчас?
— Я Жюль, но не только он. Я ВСЕ дети, которые умерли в Лавилле не своей смертью. Мы можем быть только у себя, больше нигде.
— где у себя?
— Это далеко… и близко. В тумане.
— Ты… то есть вы… белые тени?
— А… вижу, твой визит в Chowder Society оказался полезным.
— я бы так не сказал.
— А как бы ты сказал?
— ужасным, там были не только белые тени… но и один тип, который назвался вильбуа.
— Вильбуа с тобой говорил?
— а… так ты не все знаешь? это радует!
— Нет, конечно, откуда же мне все знать? Я только ребенок на границе двух миров… я не Господь Бог. И не дьявол.
— да, вильбуа со мной говорил… то есть нет, он просто назвав свое имя. или кто-то другой его назвал. больше ничего он не сказал, потому что не смог.
— Как это?
— другие ему помешали
— Интересно… Значит, у тебя тоже есть сила.
— что это значит? и почему тоже? у кого еще?
— Лавилль не такое место, как все остальные.
— да, я уже заметил
— Это место, которое… способно пробудить силу в том, кто ею обладает. Магическую силу. Я уже говорил, что ты принадлежишь Лавиллю-Сен-Жур, и я не ошибся… Ты еще здесь, Бастиан?
— да.
— Что ты собираешься сделать для мамы? Ей нужно помочь.