Булар пододвинул футляр к Саиду:
— Он развинчивается, как футляр с сигарой, внутри находится послание, которое Тарик Хамза адресовал неверным и их правителям. Футляр достаточно прочный, чтобы выдержать взрыв. Приклеишь его к коже пластырем, который лежит на кухне.
Синий имам прекрасно понимал, что такая вот мелкая подробность способна все испортить. Только теперь Саид наконец почувствует, что его ждет, до сих пор предстоящее испытание было все же довольно абстрактным. Уже случалось, что юноши, готовившиеся к мученичеству, отказывались от задуманного: какая-нибудь незначительная подробность скорее, чем любые разговоры, в последнюю минуту раскрывала им глаза.
Последовало короткое молчание, и эти несколько секунд показались Булару вечностью. Саид положил футляр перед собой на стол и посмотрел на старшего товарища: в его взгляде не было беспокойства, руки не дрожали. Только вена на шее билась чуть быстрее обычного.
— Там будут металлоискатели?
— На твоем пути их нет, вчера проверили по моему приказу.
— Я повторю?
— Давай!
Саид закрыл глаза и по-арабски перечислил действия, которые ему предстояло совершить. Он помнил их наизусть.
— Я подожду, пока вопящая толпа выкатится на улицу и полиция установит заграждения. Когда зеваки смешаются с выходящими, я брошусь в самую гущу неверных и приведу в действие Божью кару.
— Хорошо.
Саид взял в руки стальной футляр. Он встал, расстегнул ворот рубашки и приложил футляр к своей гладко выбритой груди.
— Я приклею его сюда, рядом с сердцем, — сказал он по-французски.
— Это правильно.
— Я тренировался, сейчас покажу.
Булар прошел за молодым человеком на кухню. Саид отодвинул холодильник и открыл тайник в стене. Уверенным движением он вытащил обшитый черной тканью пояс с взрывчаткой и закрепил его на себе, затянув ремни.
— Я укоротил ремешки, — сказал он. — Они были для меня слишком длинны.
Булар кивнул, стараясь справиться с охватившим его волнением. Братья использовали приготовленную Смаином и Кибером смесь тротила и семтекса всего один раз — перед синагогой в Афинах. Тогда взрывом убило пятьдесят восемь человек, а еще три сотни были тяжело ранены. Осколки стекол из окон близлежащих домов разлетелись на шестьсот метров. Вокруг места взрыва загорелось штук тридцать автомобилей, пожарные и кареты «скорой помощи» не могли подобраться к месту происшествия. На следующее утро рядом обвалился четырехэтажный дом.
Саид схватил две прикрепленные к поясу рукоятки и слаженным движением резко потянул их вниз.
— Я повторял раз сто! — сказал он.
— Прекрасно.
Синий имам обнял юношу и вышел из квартиры. Дверь с сухим стуком захлопнулась за ним. На улице бригада муниципальных рабочих молча счищала снег с тротуаров Монружа. На Западе любят тишину. Неверные полагают, что если притвориться, будто все на земле тихо и спокойно, можно прожить свой век, не обращая внимания на чужие страдания, на мучения мусульман по всему миру.
Булар поймал снежинку и смотрел, как она таяла. Операция «Снег и пепел» была запланирована не только в соответствии с религиозным календарем христиан. Зима играла в ней важную роль.
Сен-Клу, 8:45
Дюрозье нажал на кнопку звонка и подышал на руки. Он уже успел сильно пожалеть о забытых дома перчатках. Дул ледяной ветер, и деревья в садах покрылись инеем. Вилла, принадлежащая ясновидящей, казалась весьма внушительной, на улице не было ни души. Дверь открылась, и на пороге появился человек в халате.
— Толкните решетку, она не заперта.
Дюрозье взялся за холодные прутья решетки, и ржавые петли заскрипели. Поднявшись по лестнице на крыльцо, он стряхнул снег с ботинок и представился.
— Меня зовут капитан Дюрозье, — сказал он, — я работаю с генеральным инспектором Морваном.
— Я знаю, он нам звонил. Проходите внутрь, а то простудитесь.
Войдя в коридор, который показался ему очень теплым, Дюрозье увидел мраморную лестницу и почувствовал запах молотого кофе, доносившийся из кухни. Мужчина, встретивший Дюрозье, похоже, выходец из Северной Африки, был плохо выбрит и сгорблен.
— Следуйте за мной.
Дюрозье поднялся за ним по лестнице. На площадке второго этажа было несколько дверей, и провожатый указал ему на одну из них:
— Входите и не задавайте вопросов.
Дюрозье вздрогнул, когда за ним затворилась дверь и он остался один в полумраке комнаты. Ему потребовалось время, чтобы понять, где он находится.
Посреди комнаты стоял ящик, на котором горела свеча, освещавшая покрытое татуировками лицо пожилой женщины, сидевшей по-турецки на шерстяном коврике. Ее плечи прикрывала какая-то индейская накидка. Картина показалась Дюрозье совершенно абсурдной. Женщина сидела абсолютно неподвижно. Дюрозье подумал, уж не спит ли она.
И как Морван мог верить в этот маскарад? Шеф и вправду общался с самыми невероятными людьми. Дюрозье чувствовал себя не в своей тарелке и уже начал подумывать о том, чтобы улизнуть.
— Садись, не стой, — неожиданно произнесла ясновидящая.
Дюрозье огляделся и не увидел ничего похожего на стул. Комната была совершенно пустой, и через закрытые ставни в нее едва проникал дневной свет. Наконец он сел на пол напротив женщины.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Жан-Шарль Дюрозье.
— Ты слишком молод для этой работы. Любишь опасность?
— Люблю… но не до безумия.
— У тебя чистое сердце. Как там поживает Морван?
— Хорошо.
Дюрозье положил ногу на ногу. У женщины был глубокий голос, слишком сильный для тщедушного тела, из которого исходил. Она выпростала из-под накидки покрытые синими татуировками руки. Крупные ногти были выкрашены в разные цвета. Ясновидящая смотрела на него со странным выражением, как будто вовсе его не видела. Освещенные пламенем свечи глаза придавали ее облику что-то от вавилонской статуи.
— Покажи мне, что ты принес.
Дюрозье достал из кармана куртки и положил на ящик перед женщиной фотографию Тарика Хамзы и карманное издание «Забытых стихов».
— Это фотография Тарика Хамзы — террориста, который убил…
— Я знаю.
— А книга написана… — попытался объяснить Дюрозье.
— Замолчи.
Она протянула руки к книге и фотографии и провела по ним ладонями. В комнате пахло ладаном, но было непонятно, откуда именно исходит запах.
— Все, я закончила, — произнесла ясновидящая.
— И… что вы увидели? — спросил совершенно сбитый с толку Дюрозье.
На этот раз она смотрела на него по-настоящему.