La bouche de mа bien aimée Camille Malraux
Le 22 avril
l'homme vindicatif
l'immensité de son désir
les suprêmes adieux
1913
Дон перевернул открытку и всмотрелся в фотографию. Кафедральный собор в Ипре незадолго до войны. И французские стихи… двадцать второе апреля 1913 года, любимая женщина… прямо поэма какая-то.
На веранде что-то захрипело и зашипело – Дон подумал поначалу, что наконец-то вернулся Эрик Халл, но нет, это мурские настенные часы собирались с силами, чтобы пробить полночь.
Он похлопал открыткой по ладони. Сколько еще можно ждать?
Дон погасил свет и посмотрел в окно. В небе по-прежнему ярко сияли звезды. На веревке позади дома белели несколько полотенец, чуть подальше, за забором, начинался сосновый лес.
Черт бы его побрал, этот русский клоназепам, – никакого эффекта. Охотнее всего он уселся бы в кресло и подремал. Наверное, все же лучше пойти в машину… влезть в чужой дом и там заснуть – не особенно тактично. Chushever mentsh никогда так не поступит. А вдруг ныряльщик объявится среди ночи?
По дороге к машине Дон заметил, что по-прежнему держит в руке открытку с собором в Ипре. Он машинально сунул ее во внутренний карман пиджака, забыв о порванной подкладке. Открытка тут же провалилась в дыру. Он огорченно нащупал ее под подкладкой, в самом низу, выругался, но выуживать ее оттуда в темноте у него было ни сил, ни желания. Полежит под подкладкой до прихода Эрика, ничего с ней не сделается.
Дон залез в машину, откинул спинку сиденья и задумался. Но как только он прикрыл глаза, к горлу подступила тошнота – определенно, с этим русским клоназепамом что-то не так.
Баранка руля почему-то казалась овальной, хотя он прекрасно знал, что она круглая… и ручку двери удалось нащупать только с третьей попытки.
В машине было очень душно. Пальцы не слушались. Он не столько вылез, сколько вывалился из салона и лег в нелепой позе на траву, пытаясь отдышаться. Ноги быстро онемели и словно наполнились газировкой.
Дон заставил себя встать и несколько шагов сделал почти бессознательно, потому что, когда остановился, обнаружил, что теперь силуэт дачи виднеется где-то наверху, а перед ним в лунном свете змеится тропинка.
Змеится… есть такое слово? Странное, в общем, словцо…
В поисках чего-то, что могло бы облегчить его состояние, он начал копаться в сумке среди конвалют, баночек и одноразовых шприцов, а «газированные» ноги сами куда-то его несли.
Сосняк становился все гуще. Шершавые стволы обступали его со всех сторон, кроны над головой угрожающе смыкались, словно хотели заключить его в какое-то подобие пещеры.
Первую же таблетку он уронил, попытался найти – но куда там, в такой темнотище…
Дон закрыл глаза и обессиленно уселся на ковер прошлогодней хвои.
Смогу ли я встать в таком состоянии, безнадежно подумал он. Вряд ли. Грудь сдавило, дыхание стало быстрым и поверхностным, как у собаки.
Он не на шутку испугался. Наугад проглотил несколько таблеток, сам точно не зная, что именно глотает, – и отключился.
Дон открыл глаза и посмотрел в небо. Странно, небо поблекло… разве две минуты назад оно не было совершенно черным? А теперь бежевое, какие-то голубые полоски… неужели уже светает? Не дай бог, ныряльщик застал его в таком виде.
Он сел и ошарашенно огляделся.
И в самом деле – наступило утро. Где-то пел дрозд, между деревьями поблескивала вода. Он прошел несколько шагов вперед. Т-образные мостки, ковер кувшинок… на стойках мостков играют золотистые отблески воды.
Красная клетчатая рубаха на досках. Ныряльщик утонул, пришла ему в голову дурацкая мысль. Пошел купаться и утонул. Иначе как объяснить включенную кофеварку и работающий компьютер? И открытую входную дверь?
Он крикнул что-то и сам удивился – зачем? Неуверенно подошел поближе к мосткам и понял, что кричал не зря: там, на полянке, кто-то спал нагишом.
Трава вокруг ныряльщика блестела от росы… это же он, ныряльщик? Кому же еще здесь спать? Дон вспомнил бутылки в доме – джин, вино… После такого количества спиртного можно вполне уснуть на травке. Но вокруг крупной головы дайвера росы не было, голова лежала в странной ржаво-красной луже.
Он подошел поближе. Солнце, несмотря на ранний час, светило все ярче.
Никаких сомнений быть не могло, но Дон все равно решил, что это галлюцинация, – левая половина лица дайвера была изуродована, чудовищная рана шла от виска к переносице, через глазницу.
Глаза не было. Наверное, лежит где-то здесь, в грязи, пришла дикая мысль… а может быть, глаз на месте, не поймешь – вся левая половина лица покрыта лепешкой запекшейся крови.
Против воли он подошел поближе и опустился на колени.
Его руки, руки врача-хирурга, потянулись к изуродованной голове покойника, но он тут же согнулся в три погибели, чтобы удержать приступ рвоты. Опять бешено заколотилось сердце.
Дон потянулся к заветной сумке. Нащупав прямоугольную упаковку, вытащил ее из сумки. Но это была не коробка с лекарствами, это был мобильный телефон. Он нажал кнопку – батарея вот-вот разрядится окончательно. Преодолевая тошноту, он нащупал три цифры и нажал их почти одновременно: 1–1–2 [24] .
В нескольких сантиметрах от фигурных алюминиевых подножек мотоцикла с дикой скоростью летел асфальт Эресундского моста. Елена прижалась грудью к белоснежному бензобаку из углепласта. Она давно попросила укоротить пружины подвески. Управление стало более точным, но при малейшей трещине в асфальте удары колес передавались прямо на тело. Каждый раз ей приходилось немного привставать, чтобы смягчить удары. Это было даже хорошо – такая езда требовала полной сосредоточенности и хоть немного, но отвлекала от навязчивой картины. Но полностью отключиться не удавалось – она видела перед собой обмякшее тело дайвера и заливавшую его лицо кровь.
Если бы бутылка в ее руке была целой, тогда можно было бы найти какое-то оправдание. Можно было бы сказать, что она ударила его в порядке самозащиты, что удар помимо ее воли пришелся в наиболее уязвимое место…
Но все это было не так. Она сама ударом о камень отбила донышко у бутылки и всадила кинжально-острое стекло в висок дайвера.
Ее преследовал запах его гениталий – он же пытался принудить ее к оральному сексу. Но сам момент удара в памяти не отложился.
Елена с содроганием вспомнила, с каким трудом вытащила разбитую бутылку из его черепа.
Дальше память становилась фрагментарной – вот она надевает блузку, сапоги… наверное, именно в эти секунды она услышала звук приближающегося автомобиля.