Но даже этот удар не помог ему выплеснуть и тысячной доли ярости на Эрнандес.

Ривен поискал девушку глазами и обнаружил на стоянке в конце аллеи, но убивать взглядом он не умел.

Засмотревшись на Эрнандес, парковщик пропустил удар в пах, к счастью, довольно слабый, от пожилой панкушки, и не успел уклониться от руки вонючего старика с подведенными глазами, скользнувшей ему под шинель. Разом отшвырнув обоих, Ривен увидел, что нож старика обагрен кровью. Боли не было. Парковщик освободил себе путь к отступлению, пнув в живот подвернувшегося бродягу, и огляделся. Выигранных секунд хватило, чтобы убедиться: часовня полностью окружена. На этот раз нападавших было слишком много. Описав в воздухе дугу лезвием ножа, Ривен перепрыгнул через ограду. Там уже поджидал толстяк с остатками еды в седой бороде, но парковщик давно его приметил. Еще один взмах ножом. Девчонка лет пятнадцати в куртке, беспрестанно выкрикивавшая ругательства, швырнула камень и угодила Ривену в затылок. Тот понял, что пора спасаться бегством. Расчистив путь при помощи лезвия и армейских ботинок и напоследок отбросив метким пинком зазевавшуюся старуху, он метнулся к аллее.

Вот деревья.

А вот и боль в боку.

Ривен был крепче и сильнее своих преследователей и легко оторвался от них на довольно большое расстояние. Теперь у него появилось время ощупать бок и обнаружить, что пальцы перепачканы кровью. Вскоре нищие начали отставать.

Надо было пробираться к машине.

Ривен понимал, что с такой раной на своих двоих далеко не уйдешь.

Ветки хлестали его по плечам и спине.

Бродяги, а с ними и Эрнандес, остались за деревьями.

Что ж, сказать по правде, он тоже будет по ней скучать.

5

Амадор назначил встречу в Апельсиновом дворике собора. Комиссар Арресьядо ждал на балконе, закуривая одну сигарету от другой. Рубашка и галстук пестрели пятнами от вина и блевотины; комиссар пил со вчерашнего вечера, и сырой промозглый день не принес ему никакого облегчения.

Сквозь легкую алкогольную пелену черный собор казался еще величественнее. Огромное, цельное, ушедшее в себя, ощетинившееся зубцами и башенками, залитое дождем здание возвышалось над городом, словно вечная крепость зла. Стены его были столь высоки и надежны, что мало кто догадывался о существовании собора в соборе, о страшной тайне, хранимой благочестивыми стенами. Давящий. Неуязвимый. Его называли пустой горой. Но демоническая сила, исходящая от собора, была сильнее мощи его стен.

Арресьядо, проживший в Севилье почти всю жизнь, вдруг с новой силой ощутил воздействие этой зловещей магии; возможно, виной тому были события последних дней и смерть Бенарке, но он, потрясенный, разбитый, лишенный собственной воли, завороженно взирал на собор и даже не заметил, как к нему вихляющей женской походкой подошел поводырь Амадора.

– Ты ко мне, комиссар? – спросил мальчишка, обнажив кривые зубы в бесстыдной улыбке.

– Ты у меня однажды напросишься пистолетом по морде.

– Уж я бы поиграл с твоим стволом. Жалко, что нас Амадор ждет.

С этими словами он развернулся и двинулся в сторону придела Покаяния.

Комиссар последовал за ним. Апельсиновый дворик – большая прямоугольная площадка под открытым небом, засаженная апельсиновыми деревцами, сейчас абсолютно мокрыми от дождя, похожими на призраки – был разбит на месте арабской мечети. В тысяча двести сорок восьмом году, захватив Ишби-лью, христиане устроили на этом месте кладбища. С тех пор оно источало скорбь.

Мальчишка отвел полицейского в закрытый для публики северный неф и воровато огляделся, дабы убедиться, что за ними никто не подглядывает. Внутри было зябко от скопившейся на стенах сырости; акустика собора превращала ленивое бормотание дождя в оглушительный рев.

За время существования собора его северному крылу довелось сыграть немало ролей. Теперь под галереями, на которых размещались часовни Святого Николая, Святого Мартина, Святого Георгия, Святой Екатерины Старой и Святой Екатерины Новой, располагались книгохранилище и залы Колумбийской библиотеки.

Следуя за молодым бродягой, по-хозяйски, словно собственный дом, обходившим собор, Арресьядо чувствовал, как пьяное возбуждение сменяется апатией и ленью. Он определенно бросил пить слишком рано.

Колумбийская библиотека, основанная младшим сыном мореплавателя Эрнандо Колумбом, нашла пристанище в стенах собора в тысяча пятьсот пятьдесят третьем году. Хотя в закрытом для посетителей хранилище вот уже который год шла нескончаемая каталогизация, исследователи предполагали, что оно содержит приблизительно восемьдесят тысяч томов, включая кодексы, рукописи и инкунабулы.

Главный вход в библиотеку охраняла старуха с застарелыми синяками на лице. За дверью было сумрачно и холодно; Арресьядо едва не налетел на тележку из супермаркета, набитую пожухлыми овощами, чей вид удивительным образом вписывался в пыльную и заброшенную атмосферу хранилища. Поводырь шагал дальше через вестибюль и научный зал; за ним располагался конференц-зал, где начиналась лестница, ведущая в архивы. Три смежных помещения в северной галерее заполонили нищие; они играли в карты, листали порнографические журналы или просто сидели на полу, тупо глядя перед собой; судя по всему, то, что они видели, вполне их устраивало. Амадор ждал гостя за пустым столом в маленьком кабинете. На этот раз он был очень серьезен.

– Здорово, комиссар. Есть что-нибудь новенькое? – слепой перестал обращаться к полицейскому на «вы».

– Ни хрена у меня нет, – комиссар тяжело плюхнулся на грязный стул с другой стороны письменного стола.

Разумеется, Амадор не мог видеть ни апатии во взгляде Арресьядо, ни черных кругов у него под глазами, ни пятен на одежде. Но, чтобы сделать выводы, ему с лихвой хватило голоса.

– Мы наведались в магазин комиксов. По твоей наводке, можно сказать. Правда, хозяину, предполагаемому автору наших анонимок, кто-то отрезал голову. Так что он был неразговорчив. – Слепой наконец улыбнулся. – Ты о нем что-нибудь разузнал?

– Ничего. Этот Пасиано Гомес был воплощенной нормой. Никаких проблем с законом. Никакого прошлого. Вообще ничего.

Амадор старался оставаться спокойным, хотя медлительные интонации легавого порядком его бесили.

– Этот парень был посредником, не более. Письма писал кто-то другой. Вы срочно предоставите мне список всех контактов Гомеса за последний месяц.

– Перебьетесь. Я же сказал, у него не было ни друзей, ни родственников. В свободное время он запирался в подсобке и теребил свой отросток. Где я тебе возьму этот список?

– В таком случае вы нам больше не нужны.

– Сам составляй свой список. Азбукой Брайля.

Будь рядом Романа Бенарке, она предупредила бы своего комиссара, что со столь опасным человеком следует разговаривать по-другому. Она призвала бы Арресьядо сохранять благоразумие. Будь она рядом…