Новый треск сверху заставил ее поднять глаза. Отсутствующая прежде мачта теперь была на месте, по крайней мере ее часть. Имелся только верхний сегмент, а двух третей снизу все еще не было.
— Он собирает себя по кусочкам.
— Что вы имеете в виду? — Майя почувствовала себя попугаем, на которого был так похож Фило, ей хотелось ответов.
— Каждый раз, когда «Отчаяние» терпит поражение в борьбе со своим другом Мальстремом, я часто думаю, зачем он терпит свое собственное разрушение, только чтобы я увидел смерть еще одного мира, но он терпит. Однако его повреждения никогда не остаются навсегда, «Отчаяние» себя восстанавливает. Он скоро покинет это время и отправится дальше, где сможет собрать еще кое-какие свои частички.
Ко времени, когда он достигнет того периода, откуда забрали тебя, думаю, он будет практически целым. — От этих слов он нахмурился. — Скорость, с которой он собирает куски, в этот раз, видимо, означает, что ему не потребуется совершать третий заход после того, как ты доберешься до своего времени. А если так, то у этого варианта меньше времени, чем я предполагал.
«Ничего себе, хорошие новости». Майя сжала кулаки и, не отдавая себе отчета почему, поспешила к поручню. Глаза ее расширились. Они находились ниже, чем ей казалось.
Внизу виднелся город. Он напомнил ей тот, где она жила при инкарнации в Персии. Вроде бы они находились на Среднем Востоке, но где и когда, она сказать не могла.
Пока она смотрела, картина поблекла.
Усталая пленница поморгала, но зрелище не стало резче.
Скорее наоборот, оно выглядело еще менее четко.
— Мы двигаемся в следующий порт захода.
Она едва не вывалилась за поручень, настолько удивил ее голос Голландца рядом с ней. Иногда он ходил так бесшумно… Майя обернулась к мореходу.
— Где он будет, и когда? — требовательно спросила она.
Голландец пожал плечами:
— Я путешествую только как пассажир. Майя де Фортунато.
— Я просила называть меня Майя. Больше никак.
Он кивнул.
— Сколько до следующего порта?
— Время очень относительно на «Отчаянии», но не думаю, чтобы очень, долго.
Земля уже исчезла, ее заменил какой-то странный туман.
Майя думала, что вновь возникнет закрытая звездным светом пустота, но вместо этого облака уплотнились. Ни вверху, ни внизу, ни вокруг корабля ничего не было видно. Майя посчитала до двухсот, но пейзаж не менялся.
Голландец выждал, пока она свыкнется с этой последней переменой.
Не так уж страшно на него смотреть, подумала Майя, если только справиться с мыслью о его невероятном возрасте и опустошенности, вызванной бесконечным странствием.
Он не рождался каждый раз вновь, как Странники; он просто продолжал существовать в одной вселенной за другой.
Тут Майя вспомнила, что он умер. И снова желание узнать пересилило все. Она собралась с духом.
— Расскажите мне.
В выражении его лица появился намек на покорность, а голос не оставил сомнений.
— Я умер. Невозможно было это не понять. Меня оторвало от самого себя, душа без тела, тело без души. От мира ничего не осталось, ничего. Я смутно помню, как меня обволокло водой; дышать было невозможно. Сердце мое разрывалось, легкие заполнял целый океан. Для меня в этом доказательство моей смерти.
Даже сейчас ему было больно вспоминать об этом.
— Я познал такую боль, которой не ведал никто ни до, ни после меня. Должно быть, я кричал, никогда не мог вспомнить в точности, но, наверное, так и было. Я, плыл целую вечность, а может, и дольше. — Он прикрыл глаза, его черные глаза наполнялись человечностью, когда ему приходилось описывать боль и ужас. — Во всяком случае вечность не кажется такой долгой. Я пережил столько вечностей.
Корабль заскрипел, но, посмотрев вокруг, Майя не заметила перемен. Очевидно, что время следующего «порта» еще не подошло.
Как только ее внимание снова вернулось к нему, Голландец продолжил. Он протянул руку и показал на свое таинственное судно:
— Внезапно я больше не был один. Появился он, безмолвная настойчивая тень, от которой я не мог скрыться. Я мог только смотреть, как она все увеличивается по мере того, как сжималось расстояние между нами. Моей первой мыслью было, что это какой-то голодный левиафан, плывущий, чтобы схватить меня. Я не" мог понять, что это такое, но считал — это мое наказание за Конец света. Что еще могло ждать меня после жизни? Такое я заслужил. — Голландец улыбнулся, но в его улыбке не было радости, лишь воспоминание. — Когда он оказался рядом, то он, мой вечный товарищ, заглотил меня целиком.
— Заглотил? — Майя вдруг ощутила желание оторвать ноги от палубы. Ей казалось, что в любую минуту под ней может разверзнуться дыра и она навсегда исчезнет во внутренностях «Отчаяния».
Должно быть, Голландец заметил ее отвращение. Он покачал головой, а затем снял свою широкую шляпу. Седеющие волосы развевались в потоках таинственного ветра. Без шляпы он стал выглядеть еще человечнее и не так внушительно.
— Теперь тебе нечего больше бояться, Майя. Сейчас «Отчаяние», я так сам назвал его в честь своего несчастья, стал совсем другим. Этот корабль, это судно — создание моего собственного проклятия. Он происходит, как я в конце концов понял, из разных образов моего подсознания.
«Мое собственное сознание?» Майя оглядела корабль: признаки древности, тщательность, с которой, казалось, был построен корабль… Все говорило о том, что он всегда был морским судном, однако Голландец только что сказал, как что-то обычное, что когда он увидел его впервые, его форма была совсем другой. Майе хотелось считать, что она ошиблась, что на самом деле он сказал совсем иное, но она знала, что это не так.
— Как выглядел корабль, когда вы его впервые увидели?
Голландец закрыл глаза. Было видно, как сильно он сосредоточился, Майя за него испугалась. Может быть, вытягивая из него столько информации о прошлом, она подвергла моряка и бывшего ученого слишком большому испытанию.
Наконец он снова открыл глаза.