– На третьей странице, – продолжал Рэнджин, – в разделе жилье. Оказывая мне всестороннее содействие в создании фильма, студия обещает поселить меня в четырех или пятизвездочном отеле во время съемок и дальнейшей работы над фильмом.
– А как же? Кроме того, предполагается компенсация затрат на питание и прочих расходов.
– В этом тоже нет необходимости. Я буду снимать фильм здесь, в резервации, и ночевать намерен у себя дома.
Для Стэна события принимали все более благоприятный оборот. Студии никогда не приходилось обеспечивать съемки фильма на территории индейской резервации, но это нисколько не противоречило нашим задачам. Это означало лишь дополнительное сокращение расходов, что возбуждало Стэна Олсена не меньше, чем хороший секс.
– Это все? – спросил Стэн, ерзая, точно ему жмут брюки. – Или вы хотели бы, чтобы студия избавила вас от чего-то еще.
Рэнджин вытащил из кармана рубашки бифокальные очки в металлической оправе и углубился в контракт.
– Еще один момент, – сказал он Стэну.
– Говорите.
– Страница восемнадцать, параграф четвертый, пункт Б. Авторский гонорар при выходе на зарубежные телевизионные рынки.
И Рэнджин Санн пустился в четырехчасовые разглагольствования о несправедливо составленном контракте, о том, какие исправления следует внести в пункты, сформулированные не надлежащим образом и без которых ему и в голову не придет подписывать подобный документ. У него был острый как у орла глаз, который не пропускал ни одной мелочи, и отличное чутье на разного рода фуфло, а поскольку основным занятием коммерческого отдела были попытки замаскировать фуфло от орлов, когда он закончил, мы были основательно вымотаны. Не удивительно, что у этого типа не было ни агентов, ни адвокатов, он просто сожрал бы их заживо.
Когда Рэнджин закончил свою речь, разбитый наголову Стэн поднялся, обвел комнату затуманенным взором и сказал, что ему нужно в уборную. Для этого надо было спуститься на первый этаж. Я осталась с режиссером, удивляясь спартанской обстановке. При этом, несмотря на скромный вид мебели, каждый стол и каждый табурет был соразмерен самой хижине.
Рэнджин откинулся в кресле, наблюдая за мной.
– Вы довольно молчаливы, мисс Френч.
– Кто, я? Просто… обычно вести переговоры я предоставляю Стану.
– Очень жаль. Он на этом собаку съел, это видно. Но я уверен, вы тоже подметили кое-какие любопытные моменты.
– Ошибаетесь. Я просто мышца.
Он тепло улыбнулся. В его улыбке светился ум, точно он знал что-то, чего не знаю я, но не считал, что это дает ему право чувствовать свое превосходство.
– Мне кажется, вы разбираетесь в своей работе лучше, чем делаете вид, – сказал он.
– Сдается мне, вы тоже знаете толк в заключении сделок.
– Я занимаюсь не только искусством, но и бизнесом.
Я кивнула.
– Вы произвели на меня впечатление. Научиться всему этому здесь, в Нью-Мексико.
Он от души рассмеялся, и хижина ответила ему эхом. Я представила, как босоногие малыши на улице перестали прыгать через веревочку и играть в пятнашки и недоуменно уставились на глиняный дом, который издавал столь странные звуки.
– Мисс Френч, вы умеете хранить секреты?
– В этом мне нет равных.
Он наклонился ко мне, точно намеревался перейти на шепот, но заговорил, не понизив голоса:
– Я из Чикаго.
– Да бросьте! – воскликнула я. – Быть не может.
Режиссер улыбнулся и развел руками, словно показывая, что больше ему нечего скрывать.
– Там я родился и вырос. Мои родители были из Пакистана.
– Но вы так привязаны к этой резервации, словно она… словно она для вас роднее всего на свете.
– Теперь это так и есть, – сказал он. – Я живу здесь безвыездно около пяти лет. Почти десять лет я проработал товарным брокером неподалеку от Нэви Пир.
– Вы торговали свиной грудинкой?
– Грудинкой, кукурузой, соевыми бобами… Чем придется. Однажды в Интернете я наткнулся на сайт по генеалогии. Через час я узнал, что на одну восьмую я индеец из племени Таос. Я взял отпуск и приехал сюда, и уже не вернулся обратно. Попросил брата продать мой дом и машину.
Я была потрясена.
– Такое чувство, что вы живете здесь всю жизнь.
– У меня тоже, – сказал он. – В Чикаго я никогда не был по-настоящему счастлив. Всегда чувствовал себя немного не в своей тарелке. Каждое утро я просыпался, мечтая о том, что фондовая биржа сгорела и мне не нужно идти на работу.
– Но это уж слишком…
– Просто я очень мучился. Лишь когда я попал в резервацию и начал беседовать с людьми, связь с которыми я утратил еще до появления на свет, я понял, где мое место.
Мне показалось, что он пытается мне что-то рассказать, точно в моем визите сюда был какой-то мистический смысл, который мне еще предстояло узнать. Я подалась вперед, больше не думая о том, что со стен на мои замшевые брюки осыпается красная глина. В конце концов, работники моей химчистки в Лос-Анджелесе знают свое дело.
– Так значит, все дело в том, что здесь вы нашли свои корни? – спросила я.
– Да, для меня это было так. Для других это нечто иное. Каждый должен решать за себя. – Он поднялся с кресла, сел рядом со мной на диван и взял мои руки в свои.
– Не пожалейте времени, мисс Френч, постарайтесь понять, где ваше место. Где ниша, в которую вы вписываетесь. Для меня это резервация. И я оставлю ее лишь в случае крайней необходимости. Я не хочу уезжать отсюда, рискуя забыть дорогу назад.
Я хотела спросить его, не знает ли он, где мое место, и не посоветует ли, с чего начать. Может быть, у него завалялась парочка брошюр на эту тему. Но в этот момент в дверном проеме показалась плешивая голова Стэна, а спустя пару секунд в хижину протиснулось его потное тело.
– Кассандра, – пропыхтел он. – Полагаю, мы закончили.
Рэнджин откинулся на спинку дивана.
– Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Разумеется, – сказал Стэн. – Я перечитаю все замечания, и мы решим, что можно сделать. – Интересно, подумала я, догадывается ли Рэнджин, что на языке Голливуда это значит, что вернемся к нему не раньше, чем переделаем все свои дела, включая покупку рождественских подарков. Держу пари, он это понял.
Режиссер не пошел нас провожать; он попрощался с нами, не вставая со своего диванчика. Мы спустились вниз по приставной лестнице, и я почувствовала дрожь в коленках, слабость и легкое головокружение. Была ли причина в лестнице или во мне самой? Слова Рэнджина Санна не давали мне покоя по пути к машине и до самого отеля в Санта-Фе. Там я мгновенно забыла о них, услышав от управляющего отелем, что с нашим заказом произошла путаница, в отеле остался всего один свободный номер, и поэтому нам со Станом предстоит спать в одной постели.