– Тогда вам требуется временная замена, – говорю я. – Понятно.
– Вот и хорошо. Тогда все улажено.
– Но это не значит, что я согласен.
Талларико несколько секунд размышляет, а потом испускает громовую отрыжку и даже не извиняется.
– У тебя нет выбора, – сообщает он мне. – Еще одиннадцать дней ты, Рубио, у меня вот здесь. Я говорю, ты делаешь.
– Сделка состояла не в этом.
Талларико качает головой:
– Ты типа крутой обломщик, Рубио.
– Ага, типа того.
– Мой брат дает тебе двадцать кусков…
Тут малость трав, все еще во мне оставшаяся, берет свое.
– Насрать на двадцать кусков! – ору я, возвышаясь над Эдди и глядя сверху вниз на его жирную ряху и грязные ноги, торчащие из-под халата. – Двадцать кусков за то, чтобы я за парнем следил, ага? Следил – только и всего. А я делаю до хрена больше. Фрэнк хотел провести расследование – вот он и получает расследование. Если вы этим недовольны, объясняйтесь с вашим братом, а я делаю только то, за что мне заплатили. Вот и все. Прежде чем снова орать на меня за то, что я делаю свою работу, сперва пойдите и долбаного варана до усрачки затрахайте!
Эдди какое-то время не отвечает. Он упирается в меня взглядом, и я в него тоже. Теперь мы начинаем в гляделки играть. Проходит минута. Другая. Мне приходится очень нелегко – и дело вовсе не в моих контактных линзах, которые быстро сохнут. У меня возникает чувство, будто Талларико заглядывает ко мне внутрь, будто он читает мои мысли. Будто он уже обо всем знает.
Эдди отводит взгляд. Прошло от силы три минуты, показавшиеся мне добрыми тремя часами, но он все же отводит взгляд и испускает краткий смешок.
– Значит, варана до усрачки затрахать? – говорит он. – Мне это нравится.
– Дарю. Можете пользоваться на вечеринках.
Эдди кивает, и мне становится не по себе от того, что он и впрямь может на это сподобиться.
– Так сделаешь ты это или нет?
В этот самый момент я понимаю, что не существует ни малейшей возможности сказать Талларико «нет». Я могу препираться хоть до второго пришествия, но если один из братьев Талларико чего-то желает, он это получает. Пожалуй, если мне хочется свалить из проклятого Майами без серьезных увечий, мне лучше с этим ублюдком сотрудничать.
– Ладно, – говорю я. – Все понятно.
– Я так и подумал, что ты все поймешь.
Хотя я прекрасно сознаю, что это решение впоследствии как пить дать выйдет мне боком, я просто не вижу другого выхода. Разве что…
– Я был бы не против, если бы вы это временной услугой назвали.
Маленькое задание, на которое посылает меня Эдди, в итоге оборачивается тем, что я сижу в заляпанном кровью седане вместе с сырно-зловонным Шерманом и серферно-пижонистым Чесом. На этом задании я провожу неожиданный день на скачках и выясняю, что чистокровными лошадями бывают не только кони. На этом задании Шерман выкидывает свой второй фокус с распад-пакетом за последние сутки, обрушивая легион голодных бактерий на плоть несчастного Стюхи. Именно на этом задании я в процессе интенсивного пятиминутного семинара овладеваю тонким искусством обрубания хвоста.
Но теперь со всем этим покончено. Жокей Пеле остался где-то на ипподроме Колдера, славно обработанный Чесом и Шерманом, а бедный старина Стю, хочется надеяться, получает в местной больнице медицинскую помощь, приступая к долгому процессу залечивания жалкого обрубка хвоста. Тут у меня вдруг мелькает мысль, не произошло ли то же самое с официантками в клубе у Джека но по какой-то невнятной причине это кажется мне крайне маловероятным.
Пока я еду от ипподрома назад к Талларико, звонит мой мобильник. Я по-прежнему так потрясен несколькими последними часами, что проходит некоторое время, прежде чем я узнаю мелодию собственного мобильного телефона.
– А это что за мотив? – спрашивает меня человеческий таксист. – Эту песню я уже где-то слышал.
– «Крокодилий рок» Элтона Джона, – говорю я ему. – Мне почему-то эта тема особенно нравится. – Затем я нажимаю на кнопку и прикладываю мобильник к уху.
– Привет, Винсент, как дышишь? – Голос Джека, как всегда, беспечен – даже несмотря на то, что лишь несколько часов отделяют его от попытки покушения на его жизнь. – Послушай, ты бы ко мне домой не заехал? Тут кое-кто хочет с тобой повидаться.
– Конечно, Джек, – отвечаю я. – Дай только вернуться в отель, малость освежиться.
– Лучше приезжай прямо сейчас. Лимузин нужен?
– Я уже в такси.
– Отлично, – говорит он. – Передай телефон водителю, и я дам ему указания.
У Джека с таксистом выходит просто чудесная беседа. Между передачей указаний и повешением трубки они устраивают целую конференцию на тему погоды и опасной возможности того, что на побережье обрушится ураган. Не то чтобы меня возмущает их нежная забота об окрестностях, меня лишь самую малость волнует то, что они тратят на всю эту ерунду мое свободное время.
Таксист направляется на север, и вскоре мы оказываемся в роскошном, обрамленном пальмами районе города.
– Это место называется Авентура, – сообщает мне таксист.
– Авентура? А что это значит?
– Это значит – «слишком богат для своего происхождения».
Мы проезжаем целый ряд ворот, и водитель ссаживает меня у тридцатиэтажного многоквартирного здания с массивными эркерами. Как только я вхожу в вестибюль, до меня тут же доносится запах Хагстрема.
– Сюда, – ворчит он, ведя меня по коридору к частному на вид лифту. И действительно, там нет никаких кнопок – только одна-единственная дырка для ключа. Хагстрем вытаскивает из кармана нужный ключ, вставляет его в дырку и с усилием поворачивает. Лифт лишь раз вздрагивает и устремляется вверх.
– Ну как, – спрашиваю я, – у нас теперь все нормально? Мы в добрых отношениях и все такое?
Никакого ответа. Хагстрем смотрит прямо перед собой, пока экспресс-лифт возносит нас в небеса.
– Ну ладно.
Когда дверцы раскрываются, я ожидаю увидеть Джека, одетого как на парад и с распростертыми объятиями меня ожидающего. В крайнем случае – Гленду, потягивающую настой-мартини.
А вот кого я совершенно увидеть не ожидаю – и кого я на самом деле обнаруживаю, – так это худую девушку в платье без бретелек. Волна соленой воды и плодов манго омывает меня еще раньше, чем она появляется за дверцами лифта.
Нет нужды делать шаг вперед – она прямо тут, в каких-то восемнадцати дюймах. Я раскрываю рот, готовясь выдать какую-нибудь остроту, продемонстрировать ей, как расширился мой лексикон за все те пятнадцать лет, что мы не виделись…
Но тут она отвешивает мне крепкую пощечину слева.
– Добрый день, Винсент, – мурлычет Норин. – Рада снова тебя увидеть.