Хотя это и противоречило здравому смыслу, я положил руку на плечо Эрни. Он по-прежнему держал Минского за волосы, но рука напарника соскальзывала из-за геля, который утром наш франтоватый коротышка нанес на свою шевелюру.
— Ну и что же на этот раз? — спросил я. — Ты ведь знаешь, что мы ввели мораторий на любого вида сотрудничество с тобой.
Эрни проиграл битву с волосами Минского, и мелкий гадрозавр шмякнулся на пол. Он поднялся, но даже не стал отряхиваться, а сразу же бросился ко мне, тряся толстым пальчиком перед моим скептическим лицом.
— Я хочу, чтобы вы ее нашли. Я хочу, чтобы… чтобы… вы сделали все, что обычно делаете в таких случаях.
К его морде под маской прилила кровь, отчего и латексная кожа окрасилась в темно-малиновый цвет, я бы не удивился, если бы через пару минут мне пришлось применить на практике знания о непрямом массаже сердца.
— А что мы обычно делаем? — эхом отозвался Эрни. — Вряд ли ты просишь нас о том, о чем я сейчас подумал…
— Ты что, просишь нас избить Стар? — спросил я.
Лицо Минского исказилось от неподдельного отвращения.
— Делайте то, что нужно.
— Мне кажется, ты нас не за тех принимаешь, — начал я, хотя мне было очень интересно, что же так разозлило коротышку, и я уже готов был его выслушать. — Мы такими вещами не занимаемся. Я имею в виду физическое насилие. Конечно, если кто-то напал на нас первым, или есть какая-то действительно стоящая причина. Или если я не в духе. Или если…
— Просто найдите ее. Этим ведь вы занимаетесь, да?
Я кивнул и включил кофеварку.
— Разумеется. Но мне кажется, нас уже как-то раз нанимали, чтобы найти эту девку, но ты и сам отлично с этим справился.
— Почему бы тебе снова не воспользоваться собственным членом? — пошутил Эрни. — В прошлый раз он отлично справился с ролью волшебной палочки.
О, эта шутка задела его за живое. Он снова начал шагать туда-сюда, легко постукивая каблучками и наматывая круги по офису, как скаковая лошадь перед стартом.
— В прошлый раз, в прошлый раз… Да не важно, что было в прошлый раз. Считайте, что вообще ничего не было. Какой же я был дурак, что снова пошел к этой… этой…
Затем полился поток таких ругательств, какие редко доводилось слышать нашим изнеженным ушам, мы с Эрни посмотрели на часы, тирада продолжалась добрых пять минут. Когда Минский прекратил ругаться, то он задыхался, но из его сердца в пространство излилась лишь небольшая часть злобы. По крайней мере, опасность сердечного приступа миновала.
Капли кофе начали с шипением падать в кофеварке.
— Она снова пропала, это я понял.
— Ну да, — согласился Минский.
— И в этот раз прихватила что-то более ценное, чем эфир.
— Откуда вы узнали?
Эрни сразу же ответил:
— В прошлый раз ты не был так расстроен. Думаю, в прошлый раз ты хотел, чтобы мы нашли твою девицу, и ты смог снова ее оттрахать.
Я повернулся к Минскому, скрестив руки на груди.
— Ну, и что она взяла? Деньги? Наркотики? Тут вмешался Эрни:
— Баскетбольную корзинку? Стельки? Стремянку?
Коротышка что-то пробормотал, скорее даже невнятно прошептал, на долю секунды мне показалось, что я слышу, что именно он говорит. Нет, этого не может быть.
— Повтори-ка, — сказал я.
— Она взяла мой… — Минский замолчал, вздохнул и уставился на нас, держа обе руки на толстеньких бедрах. — Хочешь, чтобы я еще раз это сказал, а?
Эрни откашлялся.
— Мне показалось, ты сказал, что она взяла твой… твой член.
Но вопреки моим ожиданиям протестов от дантиста не последовало. Он просто стоял, раздавленный, и смотрел себе под ноги, а щеки его полыхали малиновым цветом.
— Она украла твой пенис? — спросил я, от удивления повысив голос. — Сперла твой член? Присвоила твой…?
В кои-то веки за всю его скользкую жизнь в глазах Минского светился неподдельный стыд. Он, спотыкаясь, помчался к выходу, громко топоча толстенькими ножками по изношенному деревянному полу, и пулей выскочил в коридор с криком:
— Забудьте, вы двое, забудьте…
Но Эрни внезапно сделал выпад, без труда поймал Минского и затащил это ничтожество обратно в комнату.
— Это не то, о чем можно просто взять и забыть, — объяснил он. — Не каждый день к тебе приходит клиент и говорит, что у него стырили его дружка.
Мы с Эрни попрактиковались, придумали еще пару эвфемизмов для полового органа, а потом резко вернулись к делу.
— Мы ведь говорим о человеческом члене, как я понимаю.
— Конечно, — ответил Минский. — Это же был Муссолини.
Эрни под впечатлением присвистнул так, что эхо прокатилось по всему кабинету.
— Должно быть, он обошелся тебе в кругленькую сумму.
— Он мне достался по наследству, — объяснил наш непутевый клиент. — Принадлежал моему отцу, а еще раньше — моему деду.
К сожалению, мне не слишком удавалось поймать нить разговора. Мой стандартный человеческий фаллос всегда верно служил мне, но поскольку большинство романтических свиданий проходили уже в природном виде, то мне не так уж часто приходилось прибегать к его услугам. Где-то в глубинах картотеки моей памяти, где гнили ненужные папки с данными, имелся конверт из оберточной бумаги с надписью «Муссолини», но сегодня секретаря в офисе не было, а самостоятельно отыскать этот конвертик надежды не было.
— Что еще за Муссолини? — спросил я, ожидая, что сейчас на меня обрушатся недоверчивые взгляды.
Так и было.
— Это самый замечательный из всех существующих человеческий фаллос ручной работы, — сказал Эрни, шокированный моей наивностью.
— Во всем мире их всего семнадцать штук, — с гордостью добавил Минский. — А в Америке только три. Сводный брат Бенито Муссолини, Альфредо, изготовил их в течение четырех лет перед самым началом Второй мировой. До сегодняшнего дня это самый замечательный инструмент. Это как колокольная башня, только еще длиннее. Точнейшие шарикоподшипники, часовой механизм, сенсоры движения с двухступенчатой тягой. Здесь речь не просто о каком-то там хрене — это совершенный фаллос.
— Они стоят миллионы, — сообщил мне Эрни. — Но никто ни разу не выставлял их на продажу.
— Они бесценны, — уточнил Минский. — Бесценны.
Думаю, до меня дошло.
— И Стар… она его стырила?
— Ну мы спали после… Короче, мы спали, по крайней мере я, и когда я проснулся, ее уже и след простыл. А вместе с ней исчез и мой Муссолини. Я посмотрел на свой наряд и увидел только… — он задохнулся от рыданий, слезы застилали его раскосые глазки. — Я увидел только большую зияющую дыру… на том месте, где он был.