Ноль реакции. Они даже не стали советоваться друг с другом, просто пожали плечами.
— Мне кажется, его звали Гранаах, — добавил Эрни, и я был восхищен его произношением.
Ага! Теперь братишки причитали, плакали и всхлипывали, а со всех сторон доносились возгласы сочувствия. Они знали Руперта, и очень хорошо знали.
— Он был нам как брат, — всхлипнул Уэндл, и обильный поток соленой воды потек из его глаз. — И я любил его как брата.
Базз был так же расстроен, хотя, по-видимому, он не мог состязаться с Уэндлом в производительности слезных желез.
— Он был таким хорошим. Я никогда не смогу понять, почему же он это сделал.
— В смысле убил себя?
— В смысле отказался от Прогресса, — заплакал Базз. — Он был уже так близко. Динозавр на 73 %. Уже почти готов к Рингу.
Вот опять. Снова это слово. Может, я ослышался и это не ринг, а ранг?
— А что значит «ранг», — спросил я, — это ваш приз, что ли?
— Нет, нет, Ринг — это… конечное испытание. Чтобы проверить твой прогресс.
Ага, трах-тибидох и еще раз тибидох. Не знаю, почему я ожидал чего-то другого.
— И через это должен пройти каждый?
— В конце концов да, — сказал Базз. — Но может пройти только настоящий динозавр.
Эрни обнял Уэндла, как обнимаются партнеры по гольфу в знак дружбы.
— А вы, мальчики, уже прошли этот тест?
Уэндл отскочил от Эрни как ужаленный, то ли ему не понравилось обниматься, то ли вопрос смутил, уж не знаю. Он быстро качал головой, словно смотрел теннисный матч между двумя крошечными птичками колибри.
— Господи, конечно нет! — завизжал он. — Вряд ли мы уже готовы для испытания!
— Вряд ли готовы!
— Ринг — испытание для тех, кто готов перейти на следующий уровень. А нам это не светит еще какое-то время!
— Долгое время!
Интересно. Не было ничего удивительного в том, что Базз и Уэндл, несмотря на их дружелюбие, не слишком-то высоко поднялись по лестнице Прогресса. Милые детки. Мозги не больше наперстка. Но с другой стороны, очень даже удивительно, что Руперт Симмонс смог это сделать за столь короткое время. По нашим оценкам, Руперт состоял в секте максимум три года, это значит, что он двигался вперед довольно быстрыми темпами.
— А Руперт уже многого добился, да?
— Да, он был очень продвинутый, — сказал Базз. — На самом деле он даже вел многие семинары.
Тут глаза Уэндла широко распахнулись. В них сиял полувосторг-полубезумие.
— А помнишь то занятие, ну, про людей?! — радостно завопил он. — Это было просто сказочно!
Базз повернулся ко мне и объяснил:
— Он продемонстрировал нам, что в пищевой цепочке люди занимают более низкую ступень, чем динозавры.
— Ниже, чем мы! — заорал Уэндл.
— И фактически динозавры — это доминирующий вид, хотя по численности нас и меньше.
Я щелкнул зубами. Это сложно сделать, когда у тебя зубищи острые как ножи, но я выучился после долгих лет практики.
— Насколько я понял, к людям у вас никакой любви не осталось.
— А с чего нам их любить? — спросил Базз. Обычный дружелюбный тон заметно испарился из его голоса. Он говорил по-деловому. — Они нас угнетают. И это из-за них мы не можем осознать, кто мы на самом деле.
— Это отвратительные создания, — встрял Уэндл. — И их нужно остановить.
Базз сурово посмотрел на брата, и тот сразу же опустил глаза.
— Иногда он слишком далеко заходит, — сказал Базз. — Мой брат очень легко впадает в раж.
Я хотел было продолжить, чтобы Уэндл и дальше развил свою мысль, но тут сквозь трещины на стенах и потолке до меня долетел знакомый характерный аромат. Голова тут же поплыла в полуметре от тела, а ноздри заполнились смесью из трав и специй. Аромат заплывал ко мне в нос, струился в горло, практически лишая меня возможности дышать.
— Что это? — спросил Эрни, положив мне руки на плечи. — С тобой все в порядке, малыш?
— Да, — удалось выдавить мне. — Это… это…
— Ты становишься каким-то багровым…
— Это…
Тут дверь распахнулась от легкого ветерка, словно она была сделана из тоненькой фанеры. Внезапно аромат исчез, я не мог уловить его, словно это был лишь плод моего воображения. Мои легкие снова наполнились воздухом, сердце стало нормально биться, хотя и чуть быстрее обычного, и я ощутил прилив адреналина, поскольку в дверях стояло удивительное создание.
— Добрый вечер, — прошептала Цирцея. Ее дыхание щекотало мои уши даже на расстоянии трех метров. — Я хочу показать кое-что вам двоим.
Всего лишь какая-то конюшня и больше ничего. Ну, понимаете, конюшни — это замечательно, но когда Цирцея сказала, что хочет кое-что показать нам, то я надеялся на что-то более… эротичное. А конюшня, если мы не говорим о некоторых человеческих извращениях, это не самое приятное место для секса. Кроме того, прогрессисты уже меня удивляли, и, возможно, в этой конюшне полным ходом идет развеселая вечеринка. Этим можно было бы объяснить непонятную тягу людей к жизненному укладу амишей. [18]
Но пока что мы стояли снаружи высокого деревянного строения, и я не совсем понимал, что мы здесь делаем, поэтому выразил свое неудовольствие, проворчав: «Немного холодновато, чтобы ходить и рассматривать всякие идиотские конюшни».
Несмотря на теплый гавайский климат, температура воздуха неизменно падала с тех пор, как мы начали взбираться на холм. А свежий ветер на его вершине превращал воздух в ледяные иголочки, от которых мои мышцы под обнаженной кожей слегка сводило судорогой. Если не учитывать нескольких видов мутантов, которые процветали и во время первого Ледникового периода (довольно мрачное времечко, насколько я понял), мы, динозавры, созданы для более умеренного климата. Лишь некоторые из нас могут жить к северу от Буффало.
— Благодаря «идиотской конюшне», как ты выразился, мы управляем этой территорией, — сказала Цирцея. — И другими объектами по всему миру. Пойдемте, взглянем.
Мы прошли через стальную защитную дверь, которая открылась только после того, как Цирцея вставила свой пальчик в отверстие, подозрительно напоминающее тот фальшивый родограф на Голливудском бульваре. Я бы тоже попробовал просунуть туда палец, только чтобы проверить, почувствую ли тот же холодок, что и в родографе, но охранник бросил на меня недобрый взгляд, а мне очень хотелось покинуть Гавайские острова со всеми целыми конечностями.