Итак, моя собственная сестра мне не поверила, а старая подруга вообще решила, что у меня окончательно съехала крыша.
Впервые за всю свою жизнь я на своей шкуре почувствовала, что такое одиночество.
Ветер, закусив удила, с такой яростью дергал кусты в Каха-Маунтинз, будто намеревался выдрать их с корнем.
Битых два часа подряд я упрямо крутила педали велосипеда, стараясь не обращать внимания на ветер, хлеставший меня по лицу, чтобы добраться до укрывшейся меж скал долины. И вот я уже лежу, зарывшись носом в траву, и пытаюсь понять, есть ли кто в коттедже — живой, я имею в виду.
Можешь смеяться сколько угодно, но посмотрела бы я, как бы ты изображал из себя какого-нибудь хренова Пуаро, когда нахальные чайки гадят тебе на голову, а пасущиеся повсюду овцы так и норовят вместо травы ухватить тебя за волосы. В слишком теплой куртке я жарилась на солнце, словно блинчик на сковородке, и, скрежеща зубами от злости, слушала, как овечьи хвосты бодро хлопают на ветру, словно оборванные знамена всеми давно позабытой и похороненной армии.
Дом казался вымершим. «Ауди», которую я заприметила раньше, так и стояла на прежнем месте, только теперь возле нее появился еще и старый-престарый «лендровер», выглядевший так, словно сошел со страниц каталога для охотников — грязный, поцарапанный, весь в ржавчине и все такое. Я уже собралась было подойти поближе, но в последнюю минуту что-то меня удержало. Возможно, страх, хотя в то время я сочла это обычной осторожностью.
Немного привыкнув к птичьим крикам и шороху травы вокруг, я перестала обращать на них внимание — и тут до моего слуха донесся еле уловимый глухой стук. Как будто кто-то негромко похлопывал ладонями по столу, потом, замолкая ненадолго, вслушивался, не слышит ли кто, и снова возвращался к прерванному занятию.
Мне пришлось, раздвигая траву и оставляя зеленые отметины на цветастом желтом платье, которое я позаимствовала в гардеробе Ифе, подползти поближе к дому, прежде чем я смогла разглядеть, что там происходит.
Входная дверь, открытая настежь — в точности как я оставила ее накануне, — ударяясь о косяк, хлопала на ветру. От этого зрелища кровь словно разом застыла у меня в жилах. Сделав над собой усилие, я наконец осмелилась встать. Если Келли лежит сейчас наверху и по ее мертвому телу ползают мухи, я не хочу этого видеть. Но если бравый шериф считает, что я чокнутая, то выбора у меня нет.
— Эй! Есть кто живой? — робко окликнула я, но ветер отнес мои слова в сторону прежде, чем они долетели до двери. Я сейчас стояла почти в том же месте, что и накануне, — в жидкой грязи еще даже сохранились отпечатки моих подошв.
Бам!
Снова грохнула дверь, заставив меня подскочить от испуга. Я прижалась носом к стеклу, но не увидела ничего подозрительного: ни чашки на полу, ни пакета из-под молока, что позволило бы предположить, что в спальне наверху имеется парочка свежих трупов — с приветом от «дорогого Джима». Сейчас я проклинала свое любопытство, погнавшее меня сюда — но куда сильнее проклинала свое желание во что бы то ни стало снова увидеть его. Потому что это была чистая правда: да, конечно, мне хотелось распутать убийство, следы которого вели к Джиму, но это было лишь средством вновь заглянуть в его янтарные глаза, выведать тайны, которые прячутся в их глубине. Можешь осуждать меня, если хочешь, но так оно и было. Чувство солидарности с убитыми женщинами слегка потеснилось, уступив место другому чувству. Несмотря на все, что я уже знала о нем, Джим прочно занял место в моей душе.
Сделав глубокий вдох, я свернула за угол дома и вошла внутрь.
В гостиной стояла тишина, если не считать слабого позвякивания оконных стекол под напором ветра. Паруса над заливом трепетали на ветру, словно крылья чаек. Какое-то время я стояла молча, ужасаясь мысли о том, что мне предстоит, потом осторожно направилась к лестнице.
— Интересно, что это вы тут делаете?! — услышала я возмущенный женский голос.
Вскинув голову, я уставилась на Келли — завернувшись в огромное банное полотенце, она одной рукой прижимала его к груди, в другой у нее была тяжелая деревянная миска.
Я так обрадовалась, что мне не угрожает опасность споткнуться об очередной труп, что поймала себя на том, что улыбаюсь.
— Я… э-э-э… понимаете, дверь была открыта, поэтому…
— Ну и что? Я открыла ее, чтобы проветрить дом! Или это запрещено? — Голос девушки звучал твердо, но краем глаза я заметила, что ноги у нее чуть заметно дрожат. Келли решительно шагнула ко мне. — А теперь отвечайте на вопрос, или я врежу вам вот этой штукой!
Я попятилась к выходу.
— Меня зовут Фиона Уэлш, — объяснила я, изо всех сил стараясь сдержать предательскую дрожь. — Я учительница из Каслтаунбира. — Судя по всему, на Келли это не произвело никакого впечатления. Я все еще радовалась, что вижу ее живой, однако эта радость начала понемногу сменяться страхом. Такого страха я не испытывала с того самого дня, когда вытаскивала младших сестер из горящего дома. — Знаете эту школу? Прямо рядом с церковью.
— Знаю. Неужели вам там платят такие гроши, что вы решили грабить честных людей?! — Она сделала выпад в мою сторону. Отпрянув в сторону, я врезалась в буфет — чашки жалобно задребезжали, — потом резко пригнулась, но не удержалась на ногах и упала, ударившись головой об отполированный до зеркального блеска паркет.
— Нет! — прохрипела я. — Это недоразумение…
— Да вы сами — сплошное недоразумение! — рявкнула Келли, свирепея. Она принялась кружить вокруг меня, явно намереваясь прикончить, пока я еще валяюсь на полу. — Или вы, нелегальные иммигранты, обнаглели до такой степени, что решили, что можете смело и дальше доить законопослушных граждан, да? Кстати, как тебя на самом деле зовут? Света? Валерия? О нет, не нужно, не говори — держу пари, ты просто бродяжка из какого-нибудь табора. А я уж надеялась, что такие, как ты, давно вымерли.
— Я просто зашла посмотреть, все ли с вами в порядке, — перебила я, сидя на полу и потирая ушибленную голову. — Честное слово, клянусь! Можете позвонить в полицейский участок Каслтаунбира, если не верите. Спросите Брону — она подтвердит.
Келли растерянно заморгала, потом принялась подтягивать все время сползающее полотенце. Она и впрямь была очаровательна. Что ж, надо отдать Джиму должное, у него отличный вкус. И снова ревность удушливой волной накрыла меня. Я вдруг поймала себя на том, что теперь сама с удовольствием придушила бы ее голыми руками.
— Все ли со мной в порядке? — запинаясь, переспросила она.
— Да. После всего того, что произошло прошлым вечером. Я видела, как кто-то поднялся с вами наверх. И подумала… — Я вдруг вспомнила ее стоны, когда Джим толчками вонзался в ее тело, и почувствовала, как у меня горит лицо. В этот момент я чувствовала себя полной дурой. К тому же мне было нестерпимо стыдно. Эх, нужно было все-таки послушаться Брону, с запоздалым раскаянием подумала я.
Выразительно вскинув брови, Келли уселась, пристроив на коленях миску. Какое-то время мы обе молчали, словно гадали, не лучше ли оставить все, как есть? Но вдруг я заметила, как брови ее взлетели вверх и Келли снова схватилась за миску.