— А давайте сделаем вид, будто мы с вами только-только познакомились, — предложил Кеннеди, сворачивая на дорогу к озеру, до которого оставалось не больше пятнадцати минут.
Несколько последних миль Грейс дремала и теперь, когда он заговорил, вздрогнула и подтянулась. Ему даже послышалось, как звякнули застежки невидимой кольчуги.
— Вы о чем?
— Мне вот интересно, что такое страшное, по-вашему, может случиться.
— Не знаю.
— А вот я думаю, что ничего такого не случится.
— Вы так думаете, потому что с вами ничего не случалось, — возразила Грейс. — Вы же родились под счастливой звездой.
Мальчики позади уже потеряли нить разговора, так что, наверное, и не слушали, но Кеннеди все же понизил голос:
— Я уже пообещал, что ничего от вас не потребую. Чего же еще вы опасаетесь? Что хорошо проведете время? Что кто-то сможет узнать вас получше?
— Вы и без того хорошо меня знаете.
Знал ли он ее? Да, до него доходили слухи, всегда окружавшие как саму Грейс, так и ее семью. Да, она обронила в лесу украденную Библию. Да, она постоянно вела себя сдержанно и настороженно.
— Нет, не знаю.
— Странно. Потому что я вас хорошо знаю.
— Это вряд ли. Мы никогда… — Она не дала ему продолжить:
— Я помню вашу презентацию в пятом классе. Вы рассказывали про дельфина-афалину и сделали мозаику из битого стекла. Потом вы ее выбросили, а я подобрала и отнесла домой. — Грейс тихонько рассмеялась. — Для меня эта мозаика была самой прекрасной вещью на свете. Четыре года висела на стене в моей комнате. — На ее лице появилось задумчивое выражение. — А еще помню, как вы в седьмом классе сломали руку, когда играли в баскетбол. Наверно, было больно, потому что вы даже заплакали. — Она помолчала, вздохнула. — В тот день вас из школы забрала мать. Я помню, как она приехала на новом «кадиллаке».
— Руку я сломал из-за Джо, — вставил Кеннеди. Чувствовал он себя неуютно, потому что ничего такого о Грейс не помнил — только те гадости, которые рассказывали о ней его друзья. — Он толкнул меня под щитом.
Грейс никак не отреагировала на этот комментарий. Она, казалось, полностью ушла в прошлое, и воспоминания сыпались как из рога изобилия.
— Помню, как вы разъезжали на отцовском кабриолете, когда вас выбирали королем бала. Я знала, что вы выиграете. И вы выиграли.
Хоть бы она поскорее остановилась…
— А еще помню, как вы вместе со всей футбольной командой побрили голову. Не лучшее решение, но вы держались лучше других. И тачдаун в игре против «Кэмбридж-Хайте», когда мы вышли в плей-офф. И речь на выпускном вечере…
— Хватит, — тихо сказал Кеннеди.
Он помнил выпускной вечер. Грейс подошла к нему с застенчивой улыбкой — наверно, хотела чего-то пожелать, — а он отвернулся от нее, как от пустого места.
Больше она ничего не говорила, и остаток пути проехали молча. Кеннеди заплатил за проезд и поставил внедорожник на отведенное место. Мальчики, едва выскочив из машины, принялись увлеченно обсуждать что-то, а Кеннеди, опередив Грейс, взял ее за руку. Ему было стыдно за то, как невнимательно, даже оскорбительно он обращался с ней в школе. Он хотел сказать, что сожалеет, но не мог найти подходящих слов.
Повернув ее руку ладонью вверх, он провел по ней пальцем.
— Вы знаете меня лучше, чем я думал.
С этими словами он толкнул дверцу и вышел.
Грейс не знала, что и думать. Как воспринимать Кеннеди? Они гуляли, ловили рыбу в озере, швыряли камешки. Кеннеди бросил в воду Хита и Тедди. И ее тоже. А потом отнес Грейс в лагерь на закорках, чтобы она не испачкала в грязи кеды. Он поставил для нее палатку, дал ей самую лучшую подушку и самый лучший спальный мешок. Когда Тедди и Хит принесли букет полевых цветов, Кеннеди даже отыскал где-то банку, помыл ее и наполнил водой, чтобы украсить этой «вазой» их деревянный стол у костра.
— Тедди сказал, что вам больше нравится на свежем воздухе, — заметил он, когда Грейс с мальчиками села решать кроссворд.
— Так и есть.
Она улыбнулась, вдохнув запах рыбы, которую Кеннеди жарил на огне. Ей уже давно не было так хорошо, так покойно — вдалеке от Стилуотера и всего, что там случилось. И конечно, сыграло свою роль обаяние Кеннеди, в лучах которого она позволила себе нежиться.
— Что это такое, здесь, четвертое сверху вниз? — спросил Хит, возвращая ее к кроссворду. — Что-то журчащее…
— Это что-то имеющее отношение к воде, — сказала она, надеясь, что он догадается сам.
— Река?
— В ответе должно быть пять букв.
Тедди даже сморщился от мыслительных усилий.
— В «реке» только четыре.
— Поток, — сказал Хит.
— Да, но в слове должна быть буква «у», — напомнила Грейс.
— Знаю! — воскликнул Хит. — Это «ручей»!
Она похлопала его по плечу:
— Молодец!
— А теперь вот это, шестое. То, что делают на ночь.
— Сказка, ее рассказывают на ночь, — предложил Хит и тут же сам себя поправил: — Нет, букв должно быть семь. И первая «п».
— Поцелуй.
Грейс подняла голову — Кеннеди смотрел на нее сверху вниз. Едва их взгляды встретились, как она снова ощутила знакомый, но полузабытый трепет в груди, трепет восторга и преклонения перед героем. Грейс тут же опустила глаза.
— А ты прав, пап, — сказал Тедди. — Точно, поцелуй.
— Девятое вниз, — продолжил Хит. — Что говорят на День святого Валентина. Что бы это было? Будь…
— Моим Валентином! — выпалил Тедди.
— Это же два слова, дурачок, — усмехнулся Хит.
— Хорошая попытка, — сказала Грейс, желая смягчить критическую оценку старшего брата. — Но в нашем случае, думаю, подойдет слово «Валентин».
Она снова почувствовала на себе взгляд Кеннеди, но оборачиваться не стала.
— А у вас есть Валентин? — спросил Тедди, наблюдая за тем, как Грейс вписывает буквы в клеточки. Она подвинулась, давая место Хиту, который безуспешно пытался втиснуться и сесть на бревно между ней и сучком.
— Ты имеешь в виду, есть ли у меня бойфренд?
— Да.
Грейс подумала о Джордже и его затянувшемся молчании.
— Вообще-то нет.
— Вообще-то нет? — эхом отозвался Хит.
— Мы расстались, — объяснила она. Тедди, наклонившись, заглянул ей в лицо:
— Но он вам нравится?
— Конечно нравится.
— А вы выйдете за него замуж? — Он многозначительно улыбнулся, и Грейс невольно рассмеялась.