— Не забывай, тебе лучше держаться от меня подальше.
— Это кто ж так говорит?
— Я говорю.
Он усмехнулся, рассчитывая смягчить ее:
— А если не послушаюсь?
Грейс улыбнулась в ответ, но не приняла его игривый тон.
— Хочешь, чтобы я в тебя влюбилась? — серьезно и даже немного обеспокоенно спросила она.
— А ты хочешь, чтобы я влюбился в тебя? — вопросом на вопрос спросил он, но уже без улыбки.
— Нет, что ты! Я только хочу, чтобы у вас все осталось по-прежнему. Я… — Она запнулась и продолжила уже чуть тише: — Я не держу на тебя зла за прошлое. Хочу, чтобы у тебя было все, чего ты желаешь.
Глядя на нее в упор, он любовался черной бахромой ее ресниц, ясной голубизной глаз.
— А если я хочу тебя?
— Прекрати! Пожалуйста. Я только все испорчу.
Грейс поднялась и повернулась к дому. Кеннеди попытался поймать ее за руку, но она вовремя отступила. А потом ножки простучали по ступенькам, дверь хлопнула, и она скрылась в доме.
— А мне в воскресенье звонил Джед, — сказала Мэдлин.
После ухода Кеннеди прошло уже несколько часов, а Грейс не могла ни о чем думать, кроме как о листовке, и только упоминание имени человека, в мастерскую которого они вломились на прошлой неделе, отвлекло ее от этих мыслей.
— Джед знает, что в мастерской была ты? — Глядя на истончившийся месяц, который как будто присел на задний забор, она увеличила звук, чтобы лучше слышать сестру на фоне неумолкающих цикад.
— Знает.
— И что он сказал?
— Сказал, что мне через многое пришлось пройти и что он мне сочувствует. — Голос Мэдлин едва заметно дрогнул. — Сказал, что не убивал моего отца.
Уютно устроившись в гамаке, Грейс с наслаждением вдыхала источаемый садом аромат розмарина и аниса. Теперь она села, свесив ноги через край.
— Ты ему веришь?
— Пожалуй.
Она произнесла это так уныло, так обреченно, что Грейс почувствовала себя виноватой. Для ее сводной сестры Ли Баркер всегда был заботливым отцом. И как только у него это получалось?
— Мне показалось, что он говорил искренне, — продолжала Мэдлин. — Даже не ругался за то, что я влезла в его мастерскую.
— Не представляю, как бы он позвонил тебе, если бы сделал что-то плохое… папе.
— Знаю. Просто… просто у меня к нему несколько вопросов.
Вопросы к Джеду были и у Грейс, но только не те, что хотела бы задать Мэдлин. Прежде всего она узнала бы, откуда у него Библия преподобного и почему он так долго ее прятал.
— Я спросила, почему он перестал ходить в церковь.
— И что он ответил?
— Сказал, что каждый должен следовать велению сердца.
Грейс убрала с шеи волосы — легкий ветерок слегка шевелил листья деревьев, и она надеялась, что он хоть немного освежит кожу.
— Из него обычно слова не вытянешь, а тут, считай, целую речь произнес. По-твоему, что он имел в виду?
— Я попросила объяснить. Джед сказал, что поклоняется Богу на собственный лад и сам знает, как ему жить. И ни в чьих указаниях не нуждается.
— Похоже, тебе удалось вытащить из него больше, чем многим другим.
— У меня было такое ощущение, что он сочувствует мне и хочет хоть как-то утешить.
— Наверно, ты ему нравишься. Много лет назад, когда Джеда спросили, имеет ли он какое-то отношение к исчезновению папы, он, если помнишь, не стал заявлять о своей невиновности. Занимался делом, не шумел, ничего не доказывал.
— Я уже жалею, что влезла в его мастерскую, — призналась Мэдлин. — Джед, конечно, не совсем… такой, как другие… он необычный, но все равно хороший человек.
— На днях покупал у меня печенье, — сказала Грейс.
— Правда?
— У меня сложилось впечатление, будто он дает понять, что принимает меня такой, какая я есть. — Грейс глубоко тронуло, что из всех горожан именно Джед оказал ей поддержку, пусть даже и молчаливую.
— Так он не знает, что в ту ночь со мной была ты? — спросила Мэдлин.
— Трудно сказать. А от кого он узнал, что у него ты побывала?
— Даже не знаю. В нашем городке, как известно, слухи распространяются быстро. Ты бы видела, сколько писем приходит в газету. В том числе и по электронной почте.
— Может быть, Маккормик? Шеф полиции.
— А что Маккормик? Конечно, ему уже доложили, кто влез в мастерскую. Но со мной он не связывался. Думаю, Маккормик спустит дело на тормозах, если только сам Джед не подаст заявление.
Если так, то Джед, обнаружив пропажу книги, вполне мог предположить, что с Мэдлин был кто-то еще. Ведь если бы Библию нашла Мэдлин, она, скорее всего, написала бы об этом в газете.
— По-моему, он меня не подозревает, — сказала Грейс.
— Вот и хорошо. Пусть уж все шишки достанутся мне.
— А что пишут в тех письмах, о которых ты упомянула?
— Кто-то сочувствует. Другие осуждают за то, что взяла дело в свои руки. Есть и такие, которые предлагают проверить всю семью на детекторе лжи.
Грейс затаила дыхание. Никогда раньше ни о каком детекторе лжи Мэдлин и не вспоминала. Или у нее уже завелись какие-то подозрения? Может быть, она уже подумывает, что было бы совсем не лишним выяснить, не лгут ли ее близкие? Соблазн, что и говорить, велик.
При одной лишь мысли о таком испытании Грейс пришла в ужас. И пытаться отговорить Мэдлин тоже опасно — можно случайно выдать себя.
— Считаешь, нам следует пройти такую проверку? — осторожно спросила она, чувствуя, как отдается в кончиках пальцев стук испуганного сердца. — На детекторе лжи?
— Конечно нет. Я вам верю. И вы это знаете.
Грейс медленно выдохнула и прикрыла ладонью глаза. Неужели Мэдлин и впрямь настолько уверена в своей семье? Или просто боится того, что может выйти наружу?
— Вообще-то такие вещи весьма ненадежны.
Скажи это кто-нибудь другой, она бы сразу заподозрила неладное. Ухо помощника окружного прокурора мгновенно уловило бы если не ложь, то намерение что-то скрыть.
Мэдлин, однако, ничего подозрительного не услышала.
— Чего нам сейчас не хватает, так это ложных обвинений, — согласилась она.
— Ты не будешь публиковать те письма, насчет проникновения в мастерскую? — поспешила сменить тему Грейс.
— Нет. Честно говоря, мне как-то неудобно. Хотя…
— Почему неудобно?
— Я бы опубликовала их, если бы что-то подобное произошло не со мной, а с кем-то другим. Тема для репортажа вполне подходящая. Расследование трудного дела, помощь в установлении истины, привлечение внимания к моральным аспектам…