Конечно, я очень волновался: под угрозой оказался сам фундамент моего существования. Я понимал, что этот разговор изменит все мои планы, что отныне многое пойдет по-другому. Я чувствовал себя чужаком на нашей постели. Обе девушки повернулись ко мне спиной, а я лежал посередине, ощущая, как что-то умирает в наших душах. Виолета сильно сжала мою руку; так мы и пролежали всю ночь.
Утром я поднялся очень рано и оделся потеплее, так как на улице было очень холодно.
Выйдя на каменистый пляж, я уселся на валун, чтобы поразмыслить. Вскоре послышались шаги — это пришел Фернандо.
— Как дела, Рамон?
— Плохо. Не спрашивай, но все плохо.
— Ладно, не буду допытываться. Но мне бы хотелось встретиться с тобой в Синтре. Я несколько дней проведу в Панаме, а в начале апреля возвращаюсь в Лиссабон. В Синтре я бываю часто. Жаль, что мы так мало говорили о мастере (я передам ему от тебя привет), о путешествиях и о древневосточной мудрости. В таких странах, как Китай и Индия, многому можно научиться. Мы все время говорим о теле, о физической силе и забываем о нематериальном, о душе, а в Китае и Индии люди столетиями добиваются совершенства, и многие там мудрее нас. Например, в Китае никогда не занимались преображением металлов, там все силы отдавали поискам эликсира, дающего долгожительство или бессмертие. Золото — лишь один из шагов на этом пути. Китайцы полагали, что золото — чистый металл, который можно включить в рацион. Когда золотая пыльца проникает в кровоток, человек омолаживается, старик преображается в полного сил юношу, старушка становится девушкой. Так появляется тот, кого они называют «подлинным человеком». Но все эти усилия направлялись на духовное совершенствование, на развитие человеческой личности. На моей родине алхимией занимались йоги — люди, которым с помощью медитации удавалось пробуждать в себе духовные силы, уменьшать или увеличивать свой рост и вес, предсказывать будущее, долгое время находиться под водой, сохранять память о прожитых жизнях. Индийский алхимик желает добиться гармонии души и тела, но такая алхимия в основном преследует духовные, а не материальные цели.
— Спасибо, что поделился своими знаниями.
— Я не многому могу тебя научить, Рамон, но тебе следует знать: чтобы стать алхимиком, ты должен выработать в себе особые способности. Чтобы добиться цели — об этом намного лучше расскажет мой учитель, Николас Фламель, — ты должен очистить свой дух. Алхимия — понятие нематериальное, овладение ею требует почти мистического проникновения. Главное в алхимии — не очищение металлов, а очищение человеческого естества. Ты должен из обычного человека превратиться в полубога.
— Все, о чем ты говоришь, Фернандо, для меня очень важно. Мне кажется, ты рассказываешь об алхимии, нацеленной на поиски золота, только не металлического, а духовного. Об этом говорили святая Тереса, святой Хуан де ла Крус… На небесах — если рай действительно существует — живут святые, добрые люди, но мне хочется обрести бессмертие тела и души, заключенной в этом самом теле.
— Думай, что хочешь, Рамон, но чтобы твой физический, научный эксперимент по преображению удался, ты должен сперва перемениться духовно, очистить свой разум от насущных проблем. Вот что главное. Если желаешь добиться успеха, ты должен сосредоточиться на своем теле и душе. А для этого тебе надо оставить здесь, в Лиссабоне, или уже в Синтре все тяжелые, фальшивые металлы. Прежде чем войдешь в лабораторию, которую Фламель подготовил для тебя во дворце Регалейра, избавься от свинцового груза: мрачности, алчности. Нет — эгоизму, нет — жадности, нет — честолюбию! Тебе нужно начать работать над своей душой, познать самого себя. Для инициации требуется твердое соблюдение правил этики, требуется особая душевная чувствительность. Человек должен освободить свой дух от связи с косной материей, приблизиться к Богу и стать таким же, как Он. Если хочешь, чтобы то, что находится наверху, уподобилось тому, что находится внизу, а то, что находится внизу, уподобилось тому, что находится наверху; если хочешь пройти все этапы — дистилляцию, прокаливание, клерование, возгонку, соединение сплавов и так далее, — ты должен будешь контролировать свои поступки, свои помыслы, свои привычки, свою духовную эволюцию. Тебе придется разрушать в себе дурное, чтобы созидать хорошее. Придется вернуться к первичной материи, к своей беспримесной сущности, чтобы пройти через трансмутацию и обратиться в чудесный металл. Когда ты смотришь на Виолету, ты созерцаешь чудесный металл!
— Но послушай, Фернандо! Мне сорок лет, и я пленник своих привычек, своих идей, своих нездоровых пристрастий. Как я могу измениться?
— До сих пор ты успешно с этим справлялся — с помощью любви. Следуй и дальше по этой тропе, посвяти свой дух Виолете и оставайся рядом с ней, как Фламель рядом с Перенеллой. Продолжай свой труд познания, иди по Пути, пока не достигнешь вершины духовной эволюции. Отринь нечистоты своей души, и, когда ты достаточно разовьешься и будешь в наилучшей форме, ты сумеешь приготовить чудесные металлы и эликсир вечной жизни. Если тебе удастся очиститься от грязи, ты сможешь соединиться с божественным и стать его частью.
Слова Фернандо запали мне в душу. Я понял, что рядом со мной — добрый человек, ведь только добрый человек способен так говорить. Я обнял индуса, благодаря за то, что тот указал мне путь к свету. Рассказывать ему о своих неприятностях с Джейн я не стал — с этим, конечно же, мне следовало разобраться самому.
Тот день стал днем расставаний. Все, не скрываясь, плакали: госпожа Дагмара, Ивана, сын Дагмары, даже сам Велько со своей Клаудией. Первыми покидали остров мы с Виолетой: нам предстоял перелет в Рим, оттуда — в Мадрид, а дальше мы отправимся поездом на юг.
Когда мы выносили вещи из бунгало, появилась Джейн — бледная, но по-прежнему прекрасная и полная жизни. На ее глазах блестели слезы. Я поцеловал девушку в лицо и в шею; руки и губы ее дрожали. Когда наши лица сблизились, Джейн осыпала меня безутешными поцелуями. Она просунула язык в мой рот, покусывая и трогая меня так, как будто хотела немедленно заняться любовью, как будто целовала в последний раз. Я сжимал ее в объятиях, пока она не успокоилась. Скрипнула дверь — появилась Виолета, и младшая сестра легким толчком отстранилась от меня.
Потом мы долго обнимались, целовались и плакали уже втроем. Наконец Джейн попрощалась и отправилась к пристани вместе с другими, чтобы принять участие в общем прощании.
На следующий день Барбьери и Джейн вылетали в Милан, а Клаудия возвращалась в Загреб. Мы пообещали друг другу встретиться летом по ту сторону Адриатического моря, в Фермо.
Мы с Виолетой сели в моторную лодку и долго махали руками, а остров Свети-Клемент все уменьшался, пока не скрылся из виду.
Пока мы ехали в Кордову, я размышлял о капризах судьбы. Каким причудливым образом может измениться человеческая жизнь! Какими резкими бывают переходы от одиночества к толчее и кипению жизни, от унылого существования ничем не примечательного мужчины к возможности обретения долгожительства или бессмертия. Без сомнения, мне повезло.