Она написала еще несколько слов, и он испытал шок:
«Не связывайся с людьми, которых я люблю, потому что я РАСПОЛОСУЮ тебя, и никто больше не соберет тебя. Я серьезно».
Он снова вернулся к «Желтым страницам». Тут были и Нелл Ботрайт на Эдмонд-стрит, и Митчелл Ботрайт на Ориол-стрит, 38. Он открыл сайт «Птичий глаз», который позволял сверху осмотреть все города США. Брунсвик создавал впечатление, что настанет день, когда он превратится в гробницу. Шон увидел, как по 17-й и 241-й дорогам, а также по Глочестер-стрит перемещались машины, но большинство улиц были совершенно пусты и безжизненны. Ни души.
Он проплыл над верхушками деревьев, пока не нашел тот самый отель — «Блэкберд», — в котором сейчас обитал. Затем он напечатал «Ориол-стрит, 38» и переместился туда. «Птичий глаз» показал ему большую арку над Брунсвиком, химический завод, железнодорожное депо, больницу — и мягко пошел вниз. Вися, словно на паутинке, он осматривал скромное благополучие окружающих домов — пока не повис над домом Ботрайтов. Кирпичное ранчо, в котором, как и в домах по другую сторону улицы, не было видно ни души. Овальное пятно с тыльной стороны дома могло быть детским бассейном. Изгородь — бамбуковая? — отделяла дом от соседей. С другой стороны тянулся деревянный забор.
Шон был настолько переполнен информацией, что ему нужно было встать из-за стола и прогуляться.
Затем он вернулся к лэптопу. «Вглядись в него. Вот мой дом, где моя мастерская. Иисусе. Неужто я в самом деле справлюсь с этим? Придется. Я не могу больше жить, не существуя. Я знаю, что, если мне будет противопоставлено какое-то сопротивление, я безжалостно сокрушу его. Не просто пущу кровь. Если придется, если я столкнусь с вызовом, то на ваших глазах перебью всех, кого вы любите. И как я выдержу ваш взгляд, полный отчаяния и ужаса? Во мне не дрогнет ни одна жилка, я буду полон суровой мудрости, и ничто не тронет меня.
О'кей.
Я готов.
А Ромео? Как насчет Ромео?»
Шон повернулся и посмотрел на Ромео, спящего на кровати. Тот поскуливал во сне, как раненый пес.
ТАРА, едва только захлопнув дверцу машины, услышала какое-то уханье из бунгало и кошачий концерт, а затем на переднее крыльцо, встречая ее, вышла Нелл.
— Привет, бе-би! — У нее был хрипловатый высокий голос и крепкие объятия. Она обхватила Тару, и они стали покачиваться на месте, но, так как Тара была значительно выше ее, она чувствовала запах ее волос, которые всегда пахли лакрицей.
Ее тут же втащили на кухню, чтобы она могла полюбоваться новой игрушкой Нелл: поющей головой оленя. У него были рога с шестью отростками, и он пел «Убей меня нежно своей песней», вытаращенными глазами глядя на чучело тропической рыбы на противоположной стене. Нелл заставила рыбу спеть в ответ: «Леску и грузило» и, кашляя, расхохоталась.
Затем они с Тарой расположились за кухонным столом, где стали есть яблочные пирожные и пить легкое виноградное вино. О ноги терлись коты. Тара подумала о джекпоте, и волна блаженства охватила ее.
Она спросила Нелл, как сегодня были дела в школе. Нелл было шестьдесят два, и она почти вышла на пенсию, но по-прежнему вела в летней школе программу «Большие ожидания» для детей, у которых вообще не было никаких ожиданий.
— Ну, Джеремия сообщил мне, — сказала Нелл, — что он уходит. Я спросила: «Почему, Джеремия?» — «Потому что я перерос мистера Бриггса». То есть ему всего тринадцать лет, но он уже ростом с мистера Бриггса. Вдвое выше меня. Я учила его отца. Его дедушку. Оба они были хулиганами, и Джеремия тоже хулиган. «Джеремия, — сказала я, — тебе бы лучше не стараться перерасти меня». — «Я никогда не буду равняться с вами, миссис Ботрайт. Вас я боюсь».
Нелл застонала от удовольствия.
Они покончили с булочками и прибрали стол. И сели играть в покер, семь партий — как обычно днем по четвергам.
У каждой из них был свой мешочек, наполненный монетами и валютой разных стран. Румынские монеты по десять бани шли по квотеру. Китайские юани с дыркой в середине ценились в пятьдесят центов. Эрзац-доллар Конфедерации стоил один дайм. Но игра шла всерьез. Если Нелл считала, что одерживает верх, или хотела запугать вас, она ставила на кон настоящие доллары — пять, или десять, или даже двадцать, — и приходилось принимать ее вызов. Если Нелл ловила на том, что вы уклоняетесь от борьбы, она мрачнела, испепеляла вас взглядом и даже могла пораньше отослать домой.
Но пока вы сопротивлялись, проиграть не могли. Если даже Тара спускала за вечер шестьдесят или сто долларов, все они возвращались к ней. Когда она получала очередной счет за учебу, она видела волшебную печать «ОПЛАЧЕНО». И когда в следующий раз приходила к Нелл, видела, что ее мешочек снова полон до краев — новыми и даже какими-то странными монетами.
Сегодня днем бабушка была на волне удачи. Тара выложила стрит, но Нелл покрыла его фулл-хаусом. Тара сделала еще одну попытку, но Нелл пустила ее ко дну. Вот такой день выпал.
Нелл откровенно веселилась.
— Бедный, несчастный ребенок, — хмыкнула она.
Когда она играла, карты так и летали у нее меж пальцев.
Кот Гораций Шакал вспрыгнул ей на колени, но она, не глядя, отмахнулась от него и заорала на Тару:
— Ставь! Твоя очередь! Ставь или убирайся!
Все четыре карты Нелл были черви. Выиграв, она показала и остальные: все черви. Семь из них.
— Сплошная кровь! — Нелл уже была под кайфом. — Напомни мне о прогулке в выпускной вечер.
— Так что у вас случилось вечером на прогулке, дорогая бабушка?
Нелл фыркнула.
— Ну, я с приятелем поехали в его машине, чтобы расслабиться. А я была так пьяна и на заднем сиденье было так темно, что я и не поняла, как у меня начались месячные.
— О господи!
— Вот это верно. Мы открыли дверцу, зажгли свет, и вокруг была такая картина, словно тут побывала семейка Мэнсона. Дикий бардак. Единственный момент в жизни, когда я потеряла дар речи.
Она сморкалась раз за разом, как ребенок, высунув кончик языка между зубами.
— А кто был вашим приятелем? Дедушка Билл? — спросила Тара.
— Не-а, я тогда даже не встречалась с Биллом. Просто какой-то местный оболтус, деревенщина. — Она потянулась к картам, все еще пребывая в своих воспоминаниях. — На самом деле ты знаешь его. Догадываешься, кто это был? Баррис Джонс.
— Этот старый коп? — уточнила Тара. — Тот, кто ходит в нашу церковь?
— Ручаюсь, он там высматривает девчушек. Ставлю пятьдесят центов.
— Ты встречалась с ним, с Деппити Дагом?
— Ну, было.
— Так что же случилось?
— О господи. Может, надоел?
— Или кровь на него так подействовала?
— Да вряд ли. Он всегда сходил по мне с ума. Так ты ходишь?