В комнату вошел человек.
— Дэвид! — воскликнул Джон, чувствуя, как по всему телу разливается облегчение.
— Привет, братишка!
По лицу брата расплылась широкая улыбка, но он тут же застыл на месте, вопросительно оглядел Джона с ног до головы и задержал взгляд на телефонном справочнике, занесенном над головой.
— Твою мать, что ты делаешь? Ты собирался шарахнуть меня по голове или просто заказать пиццу?
— Заказать пиццу, — пробормотал Джон и рухнул на пол.
Верхний Ист-Сайд, Манхэттен
Светящиеся цифры будильника показывали семь сорок две. Сквозь щель в шторах, которые Джон почти никогда не закрывал, пробивался свет. Что это, утро или вечер? Джон попытался встать. Он не помнил, почему оказался в постели в такой час, неважно, дня или ночи. Острая боль, немедленно разлившаяся по всему телу электрическим разрядом, явилась обжигающим напоминанием о случившемся.
Филлипс осторожно поднялся на ноги и заметил, что на нем пижама, которую он почти никогда не надевал, предпочитая спать полностью раздетым. Значит, кто-то уложил его в постель. Джон огляделся вокруг, ища Даниэллу, но ее нигде не было. В кровати рядом с ним, судя по всему, никто не спал. Затем он вспомнил, что она уехала на целую неделю на показ мод во Флориду.
Джон взял с ночного столика какой-то незнакомый пузырек и обнаружил, что это викодин, обезболивающее средство, причем выписанное на его фамилию. Боль не проходила, он вытряхнул на ладонь две большие таблетки и направился в ванную.
В просторной гостиной было чисто и тихо. Джон раздвинул шторы, увидел, что на улице утро, потом медленно прошел по голому деревянному полу к автоответчику и удивился, увидев, что для него нет никаких сообщений. Первой его мыслью было то, что после всего случившегося он стал изгоем и никто больше не хочет иметь с ним никаких дел, но затем Джон заметил, что автоответчик отключен. Он проверил телефоны. Ну да, штекеры лежали на полу, выдернутые из розеток. Кто-то позаботился о том, чтобы ему никто не мешал.
Дэвид!.. Только сейчас Джон вспомнил про приезд брата. Дверь в гостевую спальню была закрыта. Должно быть, Дэвид все еще спал.
Не желая его будить, Джон не стал включать телевизор и прокрался на цыпочках к своему преданному компьютеру. В его электронном почтовом ящике было сто семнадцать входящих сообщений. Джон пробежал взглядом список имен и тем. Среди рекламного мусора, писем соболезнования и посланий о том, что не надо вешать нос, он быстро выделил одно сообщение.
Оно было от Пенни.
Джонни!
Ты расспрашиваешь про какую-то компанию, которая занимается темными делишками, и тут же попадаешь во все выпуски новостей. Прав ли мой нюх, учуявший что-то жареное? В сегодняшней «Уолл-стрит джорнал» я прочитала, что ты уволен за грубейшие злоупотребления и банк расследует твои сомнительные сделки. Также я узнала из своих источников в Нью-Йорке, что «Ньюс-копи» готовит интервью с неким человеком, который прольет свет на истинный образ жизни зарвавшегося маклера, как это сказано в анонсе. Похоже, кто-то всерьез тобой занялся. Так в чем же фишка? Пожалуйста, дай мне знать, чтобы я смогла помочь тебе разобраться во всей истории. Ты получишь шанс обелить себя, а я — горячую сенсацию с американским уклоном.
Ты когда-нибудь бываешь в Лондоне? Если окажешься у нас, звякни мне.
Пенни
Джон тотчас же сообразил, что ему нужно ответить немедленно, пока Пенни не состряпала статью и не испортила его жизнь еще больше. Он должен был остановить ее хоть на какое-то время. Викодин начал свое действие, и Джон быстро набрал ответ, который, как ему хотелось надеяться, успокоит Пенни.
Дорогая Пенни!
Строго между нами, под грубейшими злоупотреблениями понимаются значительные убытки, понесенные банком на фондовой бирже. Отвечал за это я, поэтому мне и влетело по полной. А то, что я как раз сейчас спросил о Британской торговой компании, является чистым совпадением. Извини, что разочаровал тебя. Мой уважаемый адвокат советует мне на время залечь на дно и не высовываться. Если у меня появится какой-нибудь материал, то я сразу же дам тебе знать. Спасибо за участие.
Джон
— Господи, братишка, ты не успел проснуться, а уже торчишь на своих порносайтах.
Сильный австралийский акцент Дэвида был заметен даже Джону. Это было напоминанием о том, как давно он уже не был дома.
Он улыбнулся, встал и тотчас же поморщился. Братья тепло обнялись, хотя все движения Джона были осторожными.
— Как же я рад тебя видеть! — воскликнул он.
— Похоже, я прибыл как раз вовремя, — ответил Дэвид. — Должен сказать, ты заставил меня изрядно поволноваться.
— Ой, поосторожнее! — Джон едва не вскрикнул в могучих объятиях брата. — У меня по-прежнему все болит.
— Сам вижу, — сказал Дэвид. — Расскажешь обо всем сегодня вечером.
— Вечером? А почему не днем? Почему не сейчас?
— Сейчас нельзя, тебе нужно на похороны.
— Так быстро? Ведь Роберт умер только вчера.
— Нет, не вчера, — серьезным тоном ответил Дэвид. — Ты проспал почти двое суток.
Монтклэр, штат Нью-Джерси
Черные лимузины терпеливо ждали участников похорон под сплошными черными тучами, пролившимися промозглым дождем на городское кладбище Монтклэра. Джон стоял у свежей могилы и ощущал, как его переполняет совершенно незнакомое чувство вины и ответственности. Ему с большим трудом удавалось совладать с наплывом непривычных эмоций. В последние годы сочувствие и сострадание не занимали сколько-нибудь значительное место в его жизни. Но теперь Джон смотрел в лица родных и близких Роберта и вновь сопереживал чужому горю.
В тех редких случаях, когда он нанимал машину с водителем, чтобы отправиться в Куинс и поужинать с Робертом, Ритой и их двумя дочерьми, Джон вспоминал о тесной семье, в которой вырос он сам. Разговоры велись не о работе, а о выходных, проведенных вместе, о том, как Роберт помогал девочкам готовить домашние задания, о летнем школьном лагере. Вспоминали они и о том спортивном зале, где родилась дружба Джона и Роберта, закаленная годами, проведенными на одной плавательной дорожке в бассейне. Джон получал наслаждение от этих встреч, хотя всего после нескольких часов общения с Робертом он уже неизменно спешил вернуться в свою холостяцкую квартиру в Ист-Сайде.
Когда панихида закончилась, Джон подошел к Рите Болдуин. Они обнялись.
— Рита, прими мои самые искренние соболезнования. Понимаю, какой это страшный удар для тебя.
— Да, Джон. Все так ужасно, что не передать словами.
— Я могу что-нибудь сделать для тебя? Вы справитесь?
Рита тяжело вздохнула.
— Спасибо. Как-нибудь выкарабкаемся.