Оставшуюся до вечера часть дня «директор Иванов» провел в саду. Дарья выдала ему широкую, сплетенную из камыша циновку, которую Владимир расстелил среди пышных абрикосовых деревьев с мелкими оранжевыми плодами, жестковатыми еще, но очень сладкими. Одежду он оставил в доме, разделся до плавок, обнажив белое, незагорелое тело, — да и где ж «директору-то» загорать на оперативной работе! — и улегся в тени с надвинутой на лицо белой полотняной кепкой так, чтобы видеть все вокруг.
Женщина сменила свой застиранный халат с передником на более легкий и кокетливо короткий, будто рубашка-ночнушка, также обозначив на себе все, что требовалось для очередного этапа знакомства. Володя почувствовал укор совести — вон ведь как человек мучается, а он, подлец, не обращает внимания! За короткое время она несколько раз выходила на крыльцо и внимательно разглядывала постояльца, будто хотела убедиться, что он дремлет. И снова исчезала в доме. Володя понимал, что там идет проверка. Хозяйка наверняка шарит по карманам, читает его паспорт и красивые визитные карточки с цветными фотографиями разглядывает, где золотом напечатано, что ее гость — гендиректор «Феникса», то есть тот самый человек, за которого он себя выдает. А что «домашний контроль» протекает именно так, в этом нетрудно будет убедиться чуть позже, когда появится необходимость пойти в дом и залезть за чем-нибудь в свой карман. Есть же масса уловок, которые незаметны постороннему, хотя легко выдают его навязчивое любопытство. Чуть позже Володя в этом убедился: и паспорт листала, и красивые визитки в руках подержала, а может, и вытащила одну из пачки в двадцать две штуки — легко сосчитать. Зачем ей это нужно, другой вопрос. А пока пусть убеждается, что никакого обмана нет…
Где-то в седьмом часу вечера Дарья будто не выдержала «пытки одиночеством». Да и как, спрашивается, вытерпеть, когда вот тут, прямо на глазах у тебя, разлегся и беспечно дремлет сильный — по мускулам накачанным заметно — молодец с такими цепкими пальцами, от которых утром аж прямо дух захватило. Она спустилась в сад, подошла и остановилась рядом, открывая неожиданно проснувшемуся гостю такой заманчивый «пейзаж», что у него даже глаза округлились. Наверняка от вожделения, от чего же еще может быть у мужчины такой жадный взгляд при виде женщины? Очень довольная произведенным эффектом, Дашка — нет, она все-таки хоть и распутная, но великолепная баба! — мягким, воркующим голосом сообщила Володе:
— Ты как насчет обеда-то, милок? Время к ужину, а ты и не думаешь…
— А я забыл. — Он беспечно засмеялся. — Где у вас тут столовая какая-нибудь, не подскажешь, Дашенька? Или, может, я лучше до магазина дойду?
— А зачем тебе бегать? Чай, и дома есть, чтоб с голоду не похудеть! Вставай-ка да в комнату ступай, я приготовила.
— Да неудобно как-то… И без того хлопот тебе добавил… — Он говорил так, будто утром между ними ровным счетом ничего не произошло и ни на что определенное никаких намеков тоже высказано не было. Дарья удивилась.
— А чего это тебе вдруг стало неудобно? Иль хозяйка разонравилась уже?
— Ну, не скажи, — усмехнулся Володя, не поднимаясь, однако, с циновки и продолжая рассматривать могучую «кариатиду» снизу, от крупных загорелых коленок и выше. — Я просто чего хотел? Надо бы в магазин заглянуть да чего-нибудь под добрую закусочку сообразить. Ну, чтоб с приездом, стало быть, отметиться, — он щелкнул себя по горлу. — Мы с тобой что, не русские люди?
— Да уж найду… — многозначительно улыбаясь, сообщила она. — И огурчиком соленым с помидорчиками не обойду, и баклажанчик остренький открою, и перчик, — не пробовал? Сальца под такое дело порежу… И с добрым напитком не обижу…
— Да уж где нам, городским-то! Ну ладно, раз сегодня ты угощаешь, тогда я — завтра. Скажешь, чего прикупить, и мы еще попразднуем. Если ты, конечно, не против?
И снова начались самопроизвольные движения телесных масс: Дашка уже видела, как на деле начинают осуществляться ее надежды. По той же причине наверняка и обед затеяла. Значит, ее стараниями нельзя пренебрегать. Просто способы выражения благодарности бывают разными, вот и все.
— Ух ты какая! — Он легко вскочил на ноги и затем игриво, но достаточно сильно ухватив за талию, тесно прижал к себе величественный бюст, громко чмокнул женщину прямо в пухлые губы, засмеялся и, отпустив ее, несколько раз подпрыгнул, как спортсмен, разминающийся после долгого лежания. Или счастливый щенок.
— А где можно умыться?.. Сольешь?
— Пойдем… — Она повернулась к дому, где Володя уже заметил умывальник, прибитый на досточке к стволу дерева. Там же висело и серое полотенце. Но теперь он увидел расшитую красными цветочками ткань — явный признак благожелательного отношения хозяйки.
Умывался он громко, ухал от холодной воды, плескал брызгами на Дашку, и та вскрикивала от восторга, хохотала, и загорелое до красноты лицо ее светилось неподдельной радостью. А напоследок, принимая из ее рук чистое полотенце, он умудрился так ухватить да смело ущипнуть ее за мягкое место, что она взвизгнула, и глаза ее вспыхнули тем самым пламенем, от которого и сгорают до пепла даже самые храбрые и умелые мужики…
Ледяная, из морозильника, самогонка легла на душу таким горячим компрессом, что даже восторг выражать по этому поводу — значило бы терять драгоценное время, отпущенное Богом на благородную трапезу. Обедали, или заодно уж и ужинали, с аппетитом и споро, будто на пожар торопились. Да он, видать, давно сжигал душу и тело Дарьи, указывая на снизошедшую на нее не иначе как с небес великую благодать. Никаких препятствий Володя для себя не видел — сегодня был конечно же ее день, а не его, поэтому он не торопился, огонь должен был разгореться как следует.
Наконец, постоялец соизволил сыто потянуться. Хозяйка ловко собрала использованную посуду в большой таз и унесла его на кухню. А вернувшись, вопросительно уставилась на своего постояльца с предполагаемым вопросом: чем он думает заниматься дальше? И он спокойно ответил:
— Хочу отдохнуть. А уж завтра, если ты подскажешь, схожу да прикуплю разной рыбки — и на обед, и на ужин. Мне в Москве говорили, что здесь, в станицах вокруг Замотаевки, всего можно достать. Даже хорошей икорки. Это правда?
— А какая сложность? У всех есть, на воде живем. Скажу, к кому сходить, чтоб недорого. А ушицу приготовить — это я зараз. Так что… И она снова уставилась на него с прежним вопросом в глазах. Володя ухмыльнулся: ее интересовало и торопило вовсе не «завтра», а конкретное «сегодня и сейчас». Тем более что в доме стало прохладнее, дневная жара спадала, а легкий сквознячок от открытых дверей и окон приносил речную свежесть. Действительно, «на воде живем…».
— Ну, так тогда?.. — Он и сам уставился на нее с ожиданием. — Кто-то здесь на что-то, кажется, намекал? Или я чего-то не так понял? — Он вспомнил старый, не совсем приличный солдатский анекдот и рассказал его. Дарья хохотала, утирая рукавом слезы. — А у тебя тут как? Никто в дом сдуру ломиться не станет? Ну, если мы дверь закроем, а? Чего скажешь, Дашенька? — И подумал: «Ну, давай уж, телись, что ли! Раньше начнем, скорей кончим… Раньше сядем, быстрей выпустят».