– Ключ наш, поговаривают, возник очень давно, – голосом лектора завела Лариса, – лет ему столько, сколько Киряевке нет. И вот что интересно! Еще Софья Скавронская людей предостерегала: «Не трогайте воду, не добрая она, из-под холма бьет, а там генерал с товарищами похоронен, и никому не известно, где источник начало берет, может, у их костей». Но разве людей отпугнешь? С некоторыми, знаешь, что случалось?
– Нет, – ответила я.
– Чудеса… – вздохнула Матренкина. – В Лыткине, деревеньке неподалеку, Аня жила, хорошая женщина, но больная. Опухоль у нее была по женской части, умирать баба собралась. Кто-то из местных старух ей про живомертвую воду нашептал, и она к источнику регулярно ходить стала, молилась много, постилась, купалась в луже, пила воду и… вылечилась. Много лет потом прожила, говорят, за сто перешагнула. Еще Леонтий Власов ногу исцелил, зато волосы потерял. Да только ему на кудри плевать было, главное, артрит прошел. Конем скакать стал, женился, ребеночка родил. Но тут его везение кончилось. Умер младенец, и сколько жена Леонтия ни беременела – все впустую, никто из детишек до года не дотянул. Но это давние истории, еще с военных времен. А в начале девяностых Оксана Фаркина погибла. Ей бабка сказала, что можно писаной красавицей стать, ежели умываться из источника. Ну и побежала девчонка водой обливаться. Так покрылась вся прыщами, и зубы выпали… Местный батюшка, а в Лыткине-то церковь никогда не закрывали – во время службы запретил прихожанам воду там брать, объявил ее бесовской. Ну старухи и утихли, против священника не пойдешь. В открытую за водицей народ не бегает, но тайком кое-кто шастает. Скотину поит, детям плохим дают, сами употребляют. Вот только получается русская рулетка: одним на пользу, другим во вред. Почему?
– Не знаю, – растерянно ответила я.
– А никто не понимает, – сгорбилась Матренкина. – Только сама я лечиться ею не собираюсь и другим не советую.
– Давайте вернемся к Скавронской, – попросила я. – Вы можете мне сказать, кто знал про заклятие?
Лариса взяла чайник.
– Софья ворожбой не занималась – травами лечила, огород держала. Потом в Москву уехала, и больше мы не встречались. Умная женщина была, в Бога верила. Врут про колдовство.
– Но в дневнике Панкрата Варваркина, который расшифровал Эрик…
– Брешет он! – разозлилась старуха. – Или документ поддельный. Откуда он взялся? Где Лаврентьев бумаги нашел?
– В архиве.
– Значит, там перепутали. Не писал Панкрат ничего! И… Короче, что-то твой профессор не понял. Уж извини, но не ходят привидения по земле, – отчеканила Лариса. – Надо бы к этому слишком умному ученому сбегать да попросить чужое честное имя не марать. Все, устала я. Вечер на дворе, мне спать пора.
– Последний вопрос! – взмолилась я.
– Ну задавай, – смилостивилась Лариса.
– Нину отравила женщина, которая хорошо знала и Лаврентьевых, и Скавронских. Она также знала и легенду про заклятие, наложенное Панкратом на библиотеку.
– Чушь! Не было наговора! Профессор намудрил, что-то неправильно понял.
– Ладно, – быстро согласилась я. – В конце концов незнакомка могла узнать детали от Эрика. Вы не в курсе, кто она? Может, что слышали от людей?
Матренкина сузила глаза.
– Я с новыми жильцами не дружу.
– Лаврентьевы в Киряевке не один год, – напомнила я.
– Все равно некоренные обитатели. Не хожу к чужим. Только если помочь попросят. Валентина прибежала, про призрак завела, пришлось идти.
– Значит, с Валей вы общаетесь?
– Она в церковь ходит, – пояснила Матренкина, – в трапезной иногда помогает, отсюда и контакт.
– Что вас связывает с Майей Водкиной? – не выдержала я.
– Впервые эту фамилию слышу, – с искренним равнодушием заявила Лариса. – Если меня зовут беса прогнать, я фамилией не интересуюсь, меня волнует только крещен ли человек.
– На вашем письменном столе есть книга с автографом Водкиной.
– Где?
Я вскочила, взяла том и протянула его хозяйке.
– Вот!
Лариса перелистнула страницы.
– Ах это… Я зашла в магазин, вижу – женщина сидит, глаза обиженные. Автор она, пришла свое произведение подписывать, а получается, никому не нужна. Я ее пожалела, купила глупость и попросила росчерк оставить. Потом полистала трактат, да и забыла о нем.
Больше от Ларисы я ничего не добилась и ушла, горько разочарованная разговором. Правда напоследок, уже выставляя меня за дверь, Матренкина заявила:
– Люди вообще приврать любят, а кое-кто специально других в заблуждение вводит – зарплату свою преувеличивают, начальством прикидываются. Иногда они искренне обманываются. Была тут у нас Маша Николаева, все дьявол к ней приходил. Очень натурально она его описывала: мохнатый, шерсть дыбом торчит, рога. Я измучилась молитвы читать! А потом сообразила: бес внутри человека сидит. Маша сатану в одно и то же время видит, каждый день кто-то ее пугает. Ну и осталась я с Николаевой на сутки. Услышала вечером ее вопль: «Пришел, стоит!» – выглянула в коридор, да чуть со смеху не умерла. Солнце через маленькое оконце бьет, прямо на вешалку попадает, на стене появляется тень – рога и шерсть. Шуба у нее старая весь год на высоких крюках висит, вот тебе и посланец ада. Воображение плюс плохое зрение. Вот и с Валентиной так, она женщина небольшого ума, не в упрек ей будет сказано, да и жадности в ней многовато. Хотела хозяина с любовницей поймать, поперлась на болото, а от него вечером испарения идут, запах противный. И посторонняя баба была, в розовом платье, но огня не было. Одежда бы сгорела. Надо Вале очки купить, ей, как и Маше, привиделось – солнце, наверное, закатилось, лучи преломились.
– А следы на коже? – напомнила я. – Сами ей мазь давали.
Матренкина на долю секунды растерялась, но потом уверенно ответила:
– Ожоги у Вали мелочь. Бенгальский огонь видела когда-нибудь?
– Довольно давно, на Новый год дочка купила, – ответила я. – Мы те палочки зажгли, а потом пожалели – еда покрылась черным налетом, и скатерть оплавилась. Не такое уж это безобидное развлечение.
– Если на кожу искры попадут, – перебила меня Матренкина, – может появиться небольшое раздражение, типа красных точек. Вот у Вали что-то похожее и получилось.
– Откуда?