1
Когда экипаж сэра Селвина и катафалк въехали в главные ворота Пемберли, Стаутон тотчас открыл двери дома. Возникла небольшая задержка, пока один из конюхов не взял под уздцы коня Дарси и не переговорил со Стаутоном; наконец оба пришли к согласию, что карета сэра Селвина и катафалк будут не так заметны из окон, если их перевезти ближе к конюшням и заднему двору, где можно быстро и по возможности незаметно погрузить труп Денни. Элизабет решила, что с официальной точки зрения правильнее лично встретить этого позднего и вряд ли желанного гостя, но сэр Селвин сразу дал понять, что ему не терпится немедленно приступить к работе. Он задержался только, чтобы поклониться Элизабет и коротко извиниться за столь поздний и причинивший массу беспокойства визит, и после тотчас объявил, что начнет с посещения Уикхема в сопровождении доктора Белчера и двух полицейских — старшего констебля Томаса Браунрига и констебля Мейсона.
Уикхема охраняли Бингли и Элвестон, сразу открывшие дверь на стук Дарси. Комната вполне могла служить камерой. В просто и скудно обставленном помещении под одним из высоких окон стояли кровать, тазик для умывания, небольшой гардероб и два деревянных стула с прямыми спинками. Для тех, кому придется нести тут ночную вахту, принесли два дополнительных удобных стула и поставили по разные стороны двери. Сидевший справа у кровати доктор Мерфи встал при появлении Хардкасла. Сэр Селвин познакомился с Элвестоном на одном из обедов в Хаймартене, и, уж конечно, хорошо знал доктора Мерфи. Кивнув в знак того, что узнал обоих, и, отвесив поклон, сэр Селвин подошел к кровати. Переглянувшись, Элвестон и Бингли поняли, что им следует удалиться, и тихо покинули комнату; Дарси остался, держась несколько в стороне. Браунриг и Мейсон заняли позицию у дверей, глядя прямо перед собой и всем своим видом показывая, что хотя сейчас они не участвуют непосредственно в расследовании, но комната и охрана подозреваемого доверены им.
Доктор Белчер был медицинским экспертом, при случае его вызывал главный констебль или мировой судья для помощи в расследовании, и как человек, больше привыкший препарировать мертвых, чем лечить живых, он обрел мрачную репутацию, подкрепляемую не самой удачной внешностью. Почти бесцветные, шелковистые, как у ребенка, волосы он зачесывал назад, открывая землистого цвета лицо, и смотрел на мир маленькими подозрительными глазками из-под низкого лба. Его длинные пальцы и ногти были тщательно ухожены, а отношение к нему публики хорошо выразила кухарка в Хаймартене: «Никогда не позволю доктору Белчеру прикоснуться к себе. Кто знает, где раньше были его руки?»
Его репутация зловещего эксцентрика только усиливалась созданием в маленькой комнате на втором этаже лаборатории, где он, по слухам, проводил эксперименты по свертыванию крови при разных обстоятельствах, а также скорости возникновения необратимых процессов в организме после смерти. При огромной практике у него было только два пациента — старший полицейский и сэр Селвин Хардкасл, а так как никто из них никогда не болел, то способствовать росту его популярности они не могли. Сэр Селвин и другие джентльмены, проводившие в жизнь законы, высоко его ценили: ведь в суде он высказывал свое мнение как известный специалист. Все знали, что он поддерживает связь с Королевским обществом, а также переписывается с другими специалистами, проводящими научные эксперименты, и наиболее просвещенные из соседей гордились его общественной репутацией, прощая небольшие взрывы, сотрясающие время от времени его лабораторию. Он редко говорил, и только после длительного размышления, и сейчас, подойдя близко к кровати, стоял и, не говоря ни слова, смотрел на спящего мужчину.
Легкое дыхание Уикхема практически не было слышно, рот чуть приоткрыт. Он лежал на спине — левая рука откинута, правая — согнута на подушке.
— Он явно не в том виде, в каком, по вашему описанию, его сюда доставили, — сказал Хардкасл Дарси. — Кто-то его умыл.
После некоторого молчания Дарси посмотрел Хардкаслу в глаза и твердо ответил:
— Я отвечаю за все, что здесь произошло, после того как мистера Уикхема привели в мой дом.
Реакция Хардкасла была неожиданная. Его большой рот мгновенно искривился и принял выражение, которое у любого другого человека сочли бы снисходительной улыбкой.
— Очень благородно, Дарси, — сказал он, — но, полагаю, здесь приложили ручки дамы. Разве они не считают своим долгом разгребать завалы, которые мы устраиваем в своих комнатах, а иногда и в своей жизни? Не важно, будет достаточно показаний слуг, видевших, в каком виде доставили Уикхема в дом. На теле не видно никаких особых следов повреждений, кроме небольших царапин на лбу и руках. Значит, кровь на его лице и руках принадлежала в основном капитану Денни. — Хардкасл обратился к Белчеру: — Полагаю, Белчер, ваши ученые коллеги еще не научились отличать кровь одного человека от крови другого? Мы бы это приветствовали: у нас с Браунригом и Мейсоном было бы меньше работы.
— К сожалению, нет, сэр Селвин. Мы не боги.
— Нет? Рад это слышать. А я было думал… — И, словно почувствовав, что разговор принимает непозволительно игривый тон, Хардкасл обратился к доктору Мерфи строгим голосом судьи: — Что вы ему дали? Он выглядит не спящим, а, скорее, находящимся в бессознательном состоянии человеком. Вы разве не знали, что он главный подозреваемый и мне необходимо его допросить?
— Для меня, сэр, он прежде всего мой пациент, — спокойно отозвался Мерфи. — Поначалу он был сильно пьян, взбешен и совсем не контролировал себя. Позже, когда лекарство еще не совсем подействовало, его охватил страх, он выкрикивал в ужасе что-то бессвязное. Ему мерещились виселицы, повешенные с вытянутыми шеями. У него был кошмар наяву.
— Виселицы? — переспросил Хардкасл. — Неудивительно, учитывая его положение. А какое лекарство вы дали? Что-то из разряда успокоительных?
— Я готовлю микстуру сам и прописываю ее в ряде случаев. Уикхема я убедил выпить лекарство, чтобы снять стресс. В том состоянии, в каком он находился, от него все равно не было толку.
— Сейчас толку тоже нет. Как вы думаете, когда он проснется и достаточно протрезвеет для допроса?
— Трудно сказать. Иногда после шока разум находит убежище в забытьи, и тогда сон у пациента глубокий и долгий. Если исходить из данной ему дозы, он придет в себя к девяти утра, возможно, раньше, точно сказать не могу. Я с трудом убедил его сделать несколько глотков. Если мистер Дарси не возражает, я останусь, пока пациент не придет в себя. Я также несу ответственность за миссис Уикхем.
— Она, конечно, тоже под действием лекарства и не может давать показания?
— У миссис Уикхем от потрясения началась истерика. Она убедила себя, что муж погиб. Я помог несчастной женщине восстановить силы с помощью сна. Иначе она все равно ничего не сказала бы.
— Возможно, я бы докопался до истины. Думаю, доктор, мы понимаем друг друга. У каждого из нас свои обязанности. Я разумный человек. И у меня нет никакого желания беспокоить до утра миссис Уикхем. — И, повернувшись к доктору Белчеру, спросил: — Не хотите что-нибудь сказать, Белчер?