— Вы жили в усадьбе «Берег». Вам не кажется, что деревня, описанная во втором романе, — Фарнэм?
— Ну, разумеется! То есть он, конечно, дал всем персонажам вымышленные имена, но я узнала нескольких тамошних жителей, с которыми была знакома. Возможно, в романе их больше.
— Перелистывая его книги, я задавался вопросом: зачем он пришел в Скотленд-Ярд и выдал себя за Уайата Рассела? Только ли в этом он мне солгал? А может быть, я гоняюсь за призраками?
— Не знаю. Вы так и не сказали, нашли ли вы Уайата. Может, приберегаете плохие новости напоследок?
— Мне не удалось его найти. Я рассчитывал застать его в Эссексе, ведь больше ему некуда было податься. Но я ошибся. Почему вы сказали, что хотите купить «Берег», если усадьбу выставят на торги?
Кровь бросилась ей в лицо.
— Наверное, мне хотелось найти ту девушку, какой я была когда-то. Неужели вам никогда не хочется вернуть прошлое? Просто сердце разрывается, когда видишь, как дом постепенно разрушается… К тому же мне кажется, что Уайат там все равно больше жить не будет. Для него дом населен призраками… Я никаких призраков не вижу.
— Даже призрак Джастина Фаулера?
— Джастин был красивый, любил спорт — мы играли в крокет, лаун-теннис и тому подобное, катались верхом, ходили под парусом. Но он… Понимаете, была в нем какая-то червоточинка, что ли… Что-то мрачное. Так я думала в то время, перечитав множество романов. Было, и все. Сначала я думала, что он скучает по родителям. Они умерли, как и мои, но он о них никогда не вспоминал. Никогда не говорил, например: «Мы с отцом делали то-то» или «Мама любила розы». Потом я даже гадала, не хотел ли он их забыть.
— Почему?
Синтия посмотрела в окно.
— Может быть, вспоминать их было слишком больно. Мои родители умерли быстро, за два дня. В Испании тогда разразилась эпидемия тифа, а они как раз поехали в Кордову. Только что они были — и вот их уже нет. Конечно, их смерть стала для меня страшным ударом. И все же я попрощалась с ними, когда они уезжали, а когда прислали их багаж, там были подарки для меня: ленты, хрустальный флакон для духов, кружева и фотографии достопримечательностей. Я знала, что мама с папой в последние дни думали обо мне, и это меня утешало. Как умерли родители Джастина, я не знаю. Может быть, они болели и долго страдали. В общем, произошло то, что обычно стараются забыть.
Интересное предположение.
Ратлидж поблагодарил ее и собрался было уходить, как вдруг Синтия сказала:
— Уайат так и не вернулся. Даже для того, чтобы извиниться. Думаете, он когда-нибудь еще ко мне приедет?
Ради нее Ратлидж снова солгал:
— Не сомневаюсь, он вернется.
Заехав в отель «Мальборо», он позвонил с тамошнего телефона на работу.
Сержанта Гибсона удалось разыскать не сразу, а когда он подошел, его голос был каким-то затравленным.
— Сэр! Где вы? — сразу же спросил он после того, как Ратлидж назвался.
— Какие новости о здоровье старшего суперинтендента? — осведомился Ратлидж.
— Он в больнице, сэр, и прогнозы совсем не радужные. Где вы?
— В пути, — ответил Ратлидж. — Вы что-нибудь узнали о Джастине Фаулере? Или о Бенджамине Уиллете?
— О Фаулере ничего. А второй жил в меблированных комнатах в Блумсбери, но съехал оттуда перед возвращением во Францию.
Значит, с отелем «Мальборо» Уиллета ничто не связывало. Он солгал, когда сказал, что снимает здесь номер. Гибсон продолжал:
— Констебль Бертон, который побывал по адресу, человек очень дотошный. Кроме того, нам удалось найти врача, который лечил Уиллета. — Он продиктовал Ратлиджу адрес приемной на Харли-стрит. — Доктор Бейкер.
— Молодцы! Пожалуйста, постарайтесь все же найти Фаулера.
— Постараюсь, сэр. Но старший суперинтендент в больнице, и у нас теперь полный беспорядок.
Ратлидж заметил, что Гибсон теперь называет Боулса исключительно по званию, а не старикашкой или старым пердуном, как его именовали между собой все подчиненные. Недобрый знак! Как и то, что еще никого не назначили на его должность, постоянно или временно. Хотя сам Ратлидж не любил начальника, трудно было представить себе Скотленд-Ярд без него.
— Кто-то разыскивает папку с процесса Макгайра. Кстати, вы не знаете, где она?
— Я передал ее старшему суперинтенденту. Если ее нет в его кабинете, значит, папку, скорее всего, отдали кому-то другому.
— Хорошо, сэр, я проверю. А что там с делом Уэзерли?
Ратлидж почувствовал укол совести.
— Папка у меня на столе. Констебль, обнаруживший труп, еще не окончил рапорт.
— Ладно, я сам им займусь. — Гибсон помолчал и тихо продолжал: — Все гадают, что теперь будет. Если верить слухам, могут пригласить обратно старшего инспектора Камминса.
Значит, в высших эшелонах власти пока не пришли к единому мнению. В сущности, старшего суперинтендента трудно будет заменить по той простой причине, что он никогда не растил своего преемника из страха, что его подсидят. Впрочем, он никогда и никому не показывал, что преемника у него нет.
Ратлидж повесил трубку и еще немного постоял в телефонной будке. Надо возвращаться в Скотленд-Ярд. Но сейчас ему меньше всего хотелось обсуждать будущее и гадать на кофейной гуще — а именно этим, скорее всего, сейчас занимается большинство его сотрудников. Еще меньше хотелось быть втянутым в безжалостные подводные течения. Болезнью Боулса наверняка попытаются воспользоваться многие. Ратлидж пошел в полицию из личных побуждений, и среди них не значилась любовь к политиканству и интригам. Он обрадовался, когда Камминс, которого в начале лета отправили в отставку, предложил Ратлиджа на свое место. Таким образом Камминс хотел отблагодарить своего младшего коллегу.
Но последующие события оставили во рту Ратлиджа горький привкус. Он понял, что повышение сделает его уязвимым для нападок в то время, когда он меньше всего может себе позволить сказать истинную правду о войне. Да, его наградили за храбрость, но он получил контузию, и позорное клеймо способно свести на нет все его заслуги.
Он понял, что кто-то стоит за дверью и ждет, когда освободится телефон, и вышел из отеля. Вначале он собирался прямо оттуда поехать в Эссекс, но потом все же заехал к себе домой и больше часа мерил шагами комнату. Хэмиш у него в голове не умолкал; его беспокоили перемены в Скотленд-Ярде и расследование, которое пока никуда не привело.
В деле чего-то недоставало, но он не знал, чего именно… Пока.
Почему Бен Уиллет, знавший, что скоро умрет, пришел в Скотленд-Ярд, назвался чужим именем и обвинил Уайата Рассела в убийстве, совершенном во время войны? Единственное, что объединяло Уиллета и Рассела, помимо реки, которая связывала «Берег» и деревню Фарнэм, — Синтия Фаррадей. Может быть, Уиллет догадывался о чувствах, которые Синтия питала к Фаулеру, и решил оказать ей услугу, положив конец ее сомнениям?