— Все это так, милая моя, но сначала расскажите мне, что там произошло с Колей!
— С Колей… — Я проглотила подкативший комок. — Колю убили вчера ночью в офисе фирмы «Суффикс», принадлежащей Злову Борису Сергеевичу.
Брови Семы Моисеенко сомкнулись на переносице, и сейчас он меньше всего был похож на того веселого попутчика, который травил анекдоты и смешно ужасался словам соседствующей с нами старушки-ксенофобки.
— Злова? — повторил он. — Это… да, это вредно для здоровья.
Я наскоро изложила ему события вчерашней ночи и заметила, что ситуация столь запутанна и неопределенна, что грозит повлечь за собой все, что угодно.
— У нас могут быть еще проблемы, — закончила я.
Сема Моисеенко смотрел на меня. Потом повернулся ко мне вполоборота и сказал:
— Деточка, все сказанное вами воссоздает у меня в памяти историю, которую рассказала мне тетушка Рива. С ней вы, кажется, знакомы понаслышке, я вам про нее в поезде немало порассказал. Так вот, как-то раз тетушке с домашними нужно было ехать в Симферополь. Подходит проводник и спрашивает билеты. Тетушка смотрит на него, как на полоумного, проводник повторяет:
«Ваши билеты».
«Мы их потеряли».
«В таком случае у вас будут проблемы», — злобно сипит проводник.
«Ша, люди, вы таки только послушайте, шо он говорит! Мы потеряли билеты, на вокзале у нас украли вещи, Мойша отстал от поезда, и вообще мы едем не в ту сторону. И он таки говорит, что у нас будут проблемы!»
Сема Моисеенко повел плечами и без улыбки посмотрел на меня. Что и говорить, рассказанная им анекдотическая история из жизни пресловутой тетушки Ривы в контексте нашей ситуации звучала совсем невесело.
— Маша, вы полагаете, что я могу как-то пролить свет на это дело? — спросил он в упор.
— Дело в том… м-м-м… — называть его Семой как-то язык не повернулся, и я предпочла не называть его никак, — дело в том, что именно в вашем доме были обнаружены следы исчезновения Родиона. Верно, он ожидал вас, точно так же, как только что ожидали мы с Аней. Только все отличие состоит в том, что мы ДОЖДАЛИСЬ.
Отличие таки верное, — сказал он с утрированным еврейским акцентом. — Я хотел сказать, что, — он перешел на нормальную, без ерничества речь, — что в этом деле для меня куда больше ясного, нежели неясного. По крайней мере, определенно одно: Родион исчез, Коля убит. Вот это совершенно ясно, а все остальное — не более чем ненужные детали. Да. Впрочем, вы пришли по адресу. Я ведь немного смыслю во всем этом. В некотором роде — старый одесский сыщик, только с другой стороны баррикад.
— Егерь хочет сказать, — внесла уточнение Аня, — что Шерлок Холмс был с той стороны, кто сажает; а Егерь у нас с другой стороны — тот, кого сажают.
— Совершенно верно изволили заметить, — ехидно сказал он, энергично пройдясь по комнате, по той самой комнате! Лицо его выразило самое непримиримое недовольство. — В свое время пришлось окончить немало тюремных университетов. Ну да ладно. Хватит словоблудия. Это хорошо для тети Ривы, когда она полощет белье и перемывает кости соседям. Значит, Злов. Видно, он совсем совесть потерял. Впрочем, о чем это я? Какая еще совесть? У него ее никогда толком и не было. Все это определенно мне не нравится. И самое дурное — это то, что Злов сам по себе не решился бы на такой беспредел, какой он сейчас творит. Значит, за ним кто-то стоит. Кто-то сильнее его.
— Я слышала… некто Ключ? — проронила я.
Егерь коротко передернул плечами:
— Ключ? Это положенец по южной Украине, который должен контролировать, в частности, Николаев, выступать в роли третейского судьи в непонятках? Я слышал о нем. Слышал также, что он выпустил нити управления из своих рук. Прогнулся. Хоть он и вор в законе, кто сейчас чтит старые понятия? Да все клали на них с прибором, в том числе и на этого Ключа клали. Нет, если бы Ключ полностью контролировал работу Злова, то такого беспредела не было бы. Что касается того Гочи, то есть Кочкарева, то я, живя здесь уже сколько времени, о нем краем уха слышал. Мелочь. Без благословения своих хозяев он не то что в зловский «Суффикс», на крышу сарая не полезет. Это «шестерка». Уверяю вас, Маша, вы оказали кому-то ценную услугу, убрав этого Гочу. Что же касается того поца, которого вы поймали-таки у «Суффикса», то мне почему-то кажется, что он давно валяется где-нибудь в канализации с пробитой головой или с «пером» под лопаткой. Я почему-то именно так полагаю.
— Жутко, — тоскливо вздохнула Аня. — Но все-таки что же вы нам посоветуете делать? Ведь непонятно, кто и зачем нам угрожает. Сначала Родион, потом вот Коля, а затем может любой из нас стать жертвой. Да хоть взять Штыка, который там у вашей калитки трется, пьяный болван.
Сема усмехнулся. Его губы расползлись в сардонической усмешке. Он сказал:
— А ты думаешь-таки, Аня, что я могу знать намного больше, чем вы? Кажется, это вы рассказывали о происшедшем, а я только слушал.
— Наверняка больше. Ведь Родион Шульгин — не самый несведущий человек, а вот советовался с вами несколько раз по самым разным вопросам, — не выдержала Аня. — Например, в позапрошлом году вы, пан Егерь, консультировали его, к кому стоит обратиться в Одессе. Проще говоря, давали направление к бандитскому авторитету, который мог бы помочь Родиону в каком-то там его расследовании!
— Ой, да не смешите меня! Что она говорит! Это же таки полное бред, как говорит тетушка Рива! — перешел на традиционное паясничанье Моисеенко. — Единственное, о чем говорил со мной в последний раз Родион, был…
— Ну!
— Он говорил со мной о Коле Кудрявцеве.
— О моем муже? — воскликнула Аня.
— О твоем муже. Он говорил, что ему может угрожать опасность.
Аня, как ни старалась владеть собой, все же схватилась за голову и воскликнула:
— Он — говорил?! О том, что Коле может угрожать опасность? Но… но почему же я слышу об этом только сейчас, когда Коле ничего уже не угрожает… Слишком поздно!
Сема Моисеенко смерил ее коротким и, как мне показалось, зловеще коротким, словно вспышка молнии! — взглядом и проговорил:
— Хорошо. Я расскажу вам то, чего не рассказал бы при любых других обстоятельствах. Я расскажу, куда могут уходить концы в этом деле. Но точно я ничего не знаю, потому что если бы знал… В общем, так. Родион Шульгин расследовал одно запутанное дело. Он давно его расследовал, так сказать, перманентно. Он порой очень нервничал, топтался на одном месте, время от времени спотыкался на очевидных вещах, что само по себе на него не похоже. Моисеенко кашлянул и продолжал:
— Дело, насколько я понял, касалось Родиона достаточно близко, потому что он вел его через головы всех своих прочих дел, которые проклевывались у него в Москве. Он ничего никому не говорил, даже вам, Маша.
— Ничего, — растерянно подтвердила я. — Но что это за дело такое?
— Честно говоря, я сам толком не знаю, но попробую сформулировать нечто мне известное. Вы знаете, кто такие «черные археологи»?