— Я-то в своем, — сквозь зубы произнес Юджин, и маска напускного добродушия слетела с него, как одуванчиковый пух под резким порывом ветра, — а вот ты, по всей видимости, не в своем. По крайней мере, был вчера. И все бы кончилось не так плохо, если бы не этот пьяный дурак Мышкин. Ну да он со школы страдал умственным недержанием. Одним словом, вчера с Аликом вы сделали доброе дело: обеспечили жилплощадью кого-то из тех, кто нуждается в ней больше, чем вы. Проще говоря, Сережа… ты проиграл дедову квартиру. Вот эту самую квартиру, в которой мы сейчас находимся. Квартирка-то на тебя оформлена, ты ее владелец. И ты еще спрашиваешь, с чего, собственно, мы тут находимся?
Сережа Воронов широко раскрыл глаза и недоверчиво глянул прямо в лицо Юджину: спокойное, наглое, холодное, оно выражало подавляющую любое противодействие уверенность в своей правоте.
— Как ты сюда попал? — глухо спросил он.
— Проще простого. Ты сам дал мне ключи. При этом смеялся, пил коктейль и извинялся за то, что у тебя тут бардак, что дед время от времени ходит под себя и что до сих пор не сняли с антресолей сапоги дворника Малинки-на-Мефтахудына, которые пол-Сибири, верно, протоптали. Сапоги в самом деле еще те. У Вани аж татуировка на затылке помутнела от духана, — кивнул он в сторону питбулевидного хлопца с одеревенелым личиком воспитанника исправительно-трудовой колонии имени Кинг-Конга.
— Сколько же я проиграл точно? — выдавил Сережа.
— А это я тебе сейчас скажу. Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят долларов. Точность, как в банке.
Четырнадцать тысяч… но ты же говорил — пятнадцать! Четырнадцать и пятнадцать тысяч — это же, знаешь, не одно и то же!!
— Ну вот, — разочарованно выговорил Женя, — ты уже и начинаешь торговаться. Ну какие могут быть счеты между старыми друзьями? Ты понимаешь, Серега, вот у этих ребят в детстве было плохо с арифметикой. Макс вот до сих пор из математики знает только счет до двадцати и номер 326. Просто его в колонии именно под таким номером содержали. Так, Макс? Верно я говорю?
— Э… бля, — отозвался тот. По всей видимости, этот лексически богатый ответ обозначал утверждение.
До этого момента Сережа Воронов думал, что такие реликты эпохи первоначального накопления капитала, такие гоблинарии-ортодоксы, как данный индивидуум Макс, давно уже вымерли или мутировали в более-менее цивильную бизнес-прослойку теневой экономики. Оказалось, что он до обидного сильно заблуждался.
Корнеев явно чувствовал замешательство Сережи. Более того, он прекрасно понял, что Воронов раздавлен и ошеломлен, поэтому тоном гостеприимного хозяина, зазывающего гостя на рюмочку чая, произнес:
— Ладно, Сережа, поговорили, и будет. Давай, нечего торчать в дверях. Проходи, присаживайся. Только не шуми, а то у тебя дедушка спит. Он, кажется, вчера тоже употреблял внутрь горячительное. Разит от него, как из канализации. Закусывал не иначе перегнившими картофельными очистками. Сегодня подпишем всю документацию и оформим твою замечательную хату как надо: в собственность казино. Если не веришь, могу показать твои же расписки и все такое. Все как надо.
— Так только моя подпись будет недействительной, — сказал Сережа. — Квартира у нас на двоих приватизирована… на меня и на деда.
— И дед подпишет.
— Плохо ты моего деда знаешь…
Юджин иронически хмыкнул, приглашая своих амбалов к веселью: дескать, как не подпишет, куда он денется? Тоже мне, нашелся герой-панфиловец на пенсии! Сережа Воронов же вытер губы ребром ладони и произнес:
— Значит, я проиграл квартиру? Значит… но ведь она стоит гораздо больше, чем твои четырнадцать с половиной штук, которые ты мне тут предъявил.
Юджин даже подпрыгнул от усердия, на мгновение забыв всю свою великосветскую величавость, и воскликнул:
— Вот именно, вот именно! Ты, между прочим, когда закладную подписывал и веселился при этом, как будто я не я, а просто Петросян со Жванецким какой-то… так вот, ты вообще хотел заложить ее за пятнашку штук. А я настоял на том, чтобы ты оформил сумму в тридцать тысяч. Хотя квартира, положим, действительно стоит больше.
— Я так думаю, около пятидесяти тысяч, — на автопилоте пробормотал Сережа, прихватываясь немеющей рукой за стену. — А то и больше.
— Вот-вот. Что-то около того. Мне вроде так риелтор и говорил.
Сережа, сжав кулаки, подавил в себе дикий всхлип животного бешенства.
— Сука ты, — с неожиданной для самого себя спокойной холодностью выговорил он, — сука и гнида. Развел, как педального лоха. Тебе что, больше некого было на хату обуть? Ты что, с ними в доле, да, Корнеев? А не боишься, что в соответствии с твоей замечательной фамилией тебе ножки пообкорнают? Не боишься, нет? Нет?!
Ваня из ИТУ имени Кинг-Конга синхронно клацнул зубами и снял пистолет с предохранителя.
Макс, владеющий счетом до двадцати и внеочередным номером 326, шагнул вперед.
Юджин открыл было рот, чтобы отвечать, но в этот момент дверь распахнулась, и ввалился Алик Мышкин, оборачиваясь на каждом шагу, он заорал:
— Серый… ты где? Там этот водила кипешует насчет бабеуса… говорит, мне план накручивать надо… Сука! Он за мной по лестнице… э-э-э, Юджин? Ты чего тут… это самое… тусуешься? А это еще что за выставка приматов?
Алик окинул недоуменным взглядом неподвижных амбалов, настороженного Юджина и повернулся к Сереже Воронову:
— Это… что такое?
— Ничего, — ответил тот. — Ничего смертельного, Алик. Просто сегодня ночью мы с тобой проиграли вот эту квартирку. Дедушка Воронов, как проснется и опохмелится, кажется, будет немножко сердит.
— В натуре-е-е? — широко распахнул рот Алик. — Тыва-аю мать!! Ну… чер-рт! Серега, ну-ка быстро говори, что ты неудачно пошутил! Вот… твою мать!
Кажется, иных языковых средств для выражения обуревающей его экспрессии Алик не находил.
При сакраментальном словосочетании «твою мать» многострадальная дверь снова распахнулась, и решительной походкой вошел водитель.
— Гы, — сказал Сережа Воронов, оглядываясь на таксиста, — кажется, дяденька хочет денег. Злой дяденька, да? Ой… только рубашку в счет долгов не описывайте, пожалста-а-а!
Злой дяденька таксист, кажется, в самом деле был склонен в точности последовать пессимистичному прогнозу Сережи.
Однако, увидев столько сосредоточенных граждан далеко не самой пацифистской внешности, вздрогнул всем телом и быстро проговорил:
— Э… ребята, я, кажется, не туда попал… я пошел, да?
— Погоди, — остановил его Сережа Воронов, — Юджин, вот что… деньги у тебя есть?
— У меня? А ты что, еще призанять хочешь? — насмешливо спросил тот. — Ну… сотню дам… на хлеб. Деревянными, конечно.
— А мне больше сотни и не надо, — сказал Сережа. — Дай этому мужику стольник, и пусть он идет… нечего ему глядеть на твоих горилл-счетоводов. Давай сюда! — проговорил он, протягивая руку. — Давай, Юджин, сочтемся! На том свете угольками, — иронично повысил он голос. — Дяденька… подайте сто рублей бездомному дегенерату!