Черный с коричневыми подпалинами терьер шумно засопел, выражая недовольство, затем опустился на пол и выбрался из-под стола. Приблизившись к камину, он обошел вокруг, затем рухнул, громко вздохнув.
– Моя охотничья собака, – объяснил профессор. – Немного избалованная, это точно. Но к своим годам Руфус это заслужил. Ему нет равных по части вынюхивания лисиц. Да и разве могло бы быть иначе? Он родился и вырос здесь. Истинный терьер Озерного края.
В его голосе прозвучала гордость. Профессор не собирался уходить на покой или почивать на лаврах, каковых, согласно его биографии, у него было достаточно. Доктор Уоллес Бойл считался одним из ведущих специалистов по истории Британских островов, особенно периода от эпохи неолита до римского владычества.
Все устроились за столиком. Грей достал портативный цифровой диктофон, подкрепляя легенду. После нескольких замечаний о погоде и о дороге Уоллес Бойл перешел к делу.
– Итак, вы приехали в такую даль, чтобы узнать, что нам удалось обнаружить в горах, – сказал он. Подстраиваясь под слушателей, он заговорил более официальным языком, и его акцент стал не таким заметным. – После гибели отца Джованни я на протяжении последних двух дней только и занимаюсь тем, что отвечаю на вопросы. Однако лишь вы одни не поленились лично приехать на место. А между прочим, и преподобный отец последние месяцы здесь не появлялся.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила Рейчел.
– Отец Джованни уехал отсюда в конце лета. Направился сначала на побережье, затем, когда у меня в последний раз была от него весточка, он уже перебрался в Ирландию. – Печально покачав головой, Бойл постучал по стакану пива ногтем, как будто так своеобразно провозглашал тост в память умершего. – Марко был отличным парнем. Воистину, это большая утрата. Его исследования корней христианства у кельтов могли изменить наш взгляд на историю.
– Но почему отец Джованни начал именно отсюда? – спросил Грей. – Почему он приехал в Озерный край?
– Полагаю, рано или поздно Марко все равно обязательно попал бы сюда. Даже если бы я не пригласил его сам после очередной находки в горах.
– Почему?
– Ну, увлечение – точнее, страсть таскала Марко по всем тем местам, где пересекались друг с другом христианство и язычество. – Бойл неопределенно обвел рукой вокруг. – А история этой области – повесть об этом самом противостоянии, записанная в камнях и развалинах. Первыми сюда пришли древние скандинавы, приплывшие в девятом веке из Ирландии, чтобы обрабатывать здешние земли. Они принесли с собой все свои верования. Даже слово «fell», которым здесь называют горы, происходит от древнескандинавского слова «холм». Больше того, деревня Хоксхед была основана скандинавом, которого звали Хаукр, чье имя до сих пор живет здесь. Это должно дать вам представление о том, сколь долгая история у нашего края. – Профессор кивнул на церковь за окном, возвышающуюся над городом. – Но времена меняются. В двенадцатом столетии весь этот район перешел в руки монахов из аббатства Фернесс, руины которого располагаются неподалеку отсюда. Монахи обрабатывали землю, торговали овцами и шерстью, а также железной рукой правили суеверными крестьянами. На протяжении нескольких веков сохранялись трения между прежним языческим укладом и новой религией. Старые ритуалы совершались втайне, нередко на доисторических священных местах, которых здесь полно.
– Что вы имели в виду под «доисторическими» местами? – спросила Рейчел.
– Все то, что восходит еще к эпохе неолита. Места, насчитывающие возраст пять тысяч лет. – Бойл начал загибать пальцы. – Древние каменные круги, хенджи, могильники, дольмены, укрепления. Стоунхендж известен на весь мир, но он лишь один из нескольких сотен подобных древних святилищ, разбросанных по всем Британским островам.
– Но что заинтересовало отца Джованни именно в данном месте? – спросил Грей, стараясь вернуть профессора к тому, что волновало в первую очередь его самого.
Бойл прищурился.
– Будет лучше, если вы сами это увидите. Но я могу сказать, что привело в эту область меня.
– И что же?
– Одна-единственная запись в старинной книге. В тексте, написанном в одиннадцатом столетии и прозванном «Книгой Судного дня».
Как раз в этот момент к столику подошел Ковальски. Он держал в руках по высокому стакану светлого пива, поочередно отхлебывая из обоих. Услышав последние слова профессора, великан застыл на месте.
– Судный день, – пробормотал он. – Замечательно. Как будто у нас без этого проблем не хватает.
Сейхан дошла до самого конца площади. У нее в голове сложился план окружающей местности. Все подробности, кирпичик за кирпичиком, все улицы, переулки, здания и припаркованные машины. Все это запечатлелось в ее сознании.
Она обратила внимание на двух мужчин в охотничьих костюмах, вышедших из пивной. Проводила их до грузовичка на стоянке и убедилась в том, что они уехали.
Затем Сейхан нашла место, откуда можно было наблюдать за гостиницей «Королевский герб». Это был вход закрытой сувенирной лавки. Глубокая ниша защищала от периодических порывов пронизывающего ветра и укрывала от любопытных взглядов. Справа в витрине были выставлены маленькие фигурки глиняных животных в смешных нарядах: свиньи, коровы, утки и, разумеется, кролики… много-много кроликов. Озерный край был родиной писательницы Беатрис Поттер, придумавшей кролика Питера.
Сейхан сознавала, что ей необходимо не спускать глаз с гостиницы, и все же ее взгляд помимо воли возвращался к витрине. Она почти ничего не помнила из своего детства, а то немногое, что помнила, ей страстно хотелось забыть. Родителей своих Сейхан не знала; выросла в приюте в Сеуле, в Южной Корее. Это было убогое, мрачное место. Но там были книги, и в том числе сказки Беатрис Поттер, подаренные много лет назад католическим миссионером. Маленькая Сейхан даже сделала игрушечного кролика из куска мешковины, набитого рисовыми зернами. А чтобы игрушку не украли, она прятала его за оторванной доской в стене. Однако однажды кролика обнаружила крыса и сожрала весь рис. Девочка проплакала весь день, пока ее наконец не отлупила одна из воспитательниц, напомнив тем самым, что даже проявление горя было в приюте непозволительной роскошью.
Сейхан отвернулась к витрине спиной, прогоняя воспоминания. Однако боль ей причиняло не только прошлое. В окне пивной было видно, как Грей беседует с пожилым мужчиной в твидовой куртке. Несомненно, это и был доктор Уоллес Бойл. Сейхан пытливо всмотрелась в Грея. Его черные прямые волосы отросли длиннее, на лоб ниспадала челка. Лицо осунулось, скулы стали заметнее. Даже в уголках холодно-голубых глаз появились новые морщинки – не от смеха, а от прошедших двух трудных лет.
Стоя на холоде, припорошенная снегом, Сейхан вспоминала губы Грея. В единственное мгновение слабости она его поцеловала. В этом жесте не было нежности – только отчаяние и острая нужда. И все же Сейхан не забыла исходящий от Грея жар, жесткую щетину на щеках, его сильные объятия. Но это ничем не окончилось для обоих.