В обычные дни — то есть когда поезд не захватывали белые ублюдки с оружием, при виде которого у него текли слюнки, — он почти наслаждался поездкой, поскольку придумал себе хобби, помогавшее скрасить время в пути. Не убить время, а именно скрасить, провести с пользой. Он выбирал какую-нибудь белую сволочь, фиксировал на сукином сыне свой пламенный взор и пялился на мерзавца, пока эта белая рожа не начинала расплываться у него перед глазами. Чаще всего белый гад так напрягался из-за этого, что пересаживался подальше, а то и вообще переходил в другой вагон. Некоторых белых это настолько нервировало, что они и вовсе сходили с поезда раньше своей станции. А он ничего не делал, просто пристально смотрел, — но в его глазах они читали праведный гнев народа, который наконец восстает после трехсот лет угнетения и геноцида. Не было еще ни одного белого, который не сумел бы прочесть это в его немигающих карих глазах и не отступил бы перед его вызовом. Ни разу еще он не проиграл в этой игре. Он просто гипнотизировал белых гадов! И если бы каждый брат повторил эту его фишку с пристальным взглядом, то энергии гнева наверняка хватило бы, чтобы парализовать все это ублюдочное белое население.
С очень прямой спиной Мобуту сидел на своем месте, глядя перед собой, прямо сквозь модно прикинутую белую сучку в мини-юбке, сидевшую прямо напротив. Когда белый сосед-старикан заговорил с ним, он даже не повернул головы. Ну их всех к дьяволу, слишком много чести. Но потом он обратил внимание на двоих черных парнишек, сидевших наискосок через проход. Оба с очень темной кожей, хорошие африканские типажи, на вид лет семнадцати-восемнадцати. Мальчики на посылках, служат белому хозяину, таскают его дерьмо. Но окончательно его вывело из себя то, что они проделывали со своими глазами. Большие, карие, добрые глаза — а так и бегают из стороны в сторону, будто два хвостика виляют перед белым захватчиком, чтобы тот не осерчал и не влепил ниггерам пулю в задницу.
Прежде чем он успел сообразить, что делает, Мобуту уже гневно кричал через проход:
— Эй, вы там, парочка ниггеров, чтоб вас черти взяли, а ну держите ваши чертовы глаза на привязи, слышите? — Он вперил в них яростный взгляд, и мальчишки, вздрогнув, испуганно уставились на него. — Тупые черномазые, вы еще слишком молоды, чтобы лизать задницу белому дяде! Перестаньте избегать его взгляда, смотрите ему прямо в его чертовы глаза!
Теперь уже все в вагоне уставились на Мобуту. В ответ он обжег каждого по очереди ненавидящим взглядом и задержался лишь на фигуре хорошо одетого негра с аккуратным кейсом, сидевшего через проход с отстраненным, бесстрастным видом. Типичный «белый негр», давно потерянный для дела революции, ради такого и париться не стоит. Но вот те двое ребят… Ради них стоит устроить небольшое шоу.
Повернувшись к громиле с автоматом, но обращаясь к мальчишкам, он громко сказал:
— Вы не должны бояться никаких белых ублюдков, братья. Грядет день, когда мы отберем у него пушку и запихнем ее в его свинячью глотку!
— Закрой свою паршивую пасть, — отозвался белый. Вид у него был невозмутимый, даже скучающий.
— Я не подчиняюсь приказам чертовых белых ублюдков!
Громила сделал жест автоматом:
— А ну подойди сюда, крикун!
— Думаешь, я боюсь тебя, свинья? — Комо встал. Ноги у него дрожали, но не от страха, а от ярости.
Он вышел на середину вагона и остановился перед человеком с автоматом, спина прямая, сжатые кулаки по швам.
— Ну, давай! — выкрикнул он. — Стреляй. Но я тебя предупреждаю, что нас много, нас тысячи и тысячи, и один из нас рано или поздно перережет тебе глотку!
Белый без всякого выражения поднял автомат и наискось ударил Комо стволом по лицу. Мобуту ощутил удар — оглушающая боль, красные полосы перед глазами, — пошатнулся и медленно осел на пол.
— Сядь на место и не разевай больше пасть.
Голос донесся до Мобуту как сквозь пелену. Он дотронулся до лица и обнаружил, что кровь хлещет в глаз из рассеченной брови. Он дотащился до своего сиденья рядом со стариком. Тот протянул руку, чтобы помочь ему усесться, — Мобуту оттолкнул ее. В вагоне стояла мертвая тишина.
— Он сам напросился, — сказал человек с автоматом. — Остальным предлагаю не напрашиваться.
Мобуту достал платок и прижал ко лбу, покосился правым глазом на черных ребят-рассыльных. Все те же выпученные глаза, те же отвисшие губы. Черт, подумал Мобуту, только зря в морду получил. Никогда из них не выйдет ничего, кроме гребаных черных рабов.
Все в вагоне теперь старательно старались не смотреть на него — даже те из них, кого вид крови обычно завораживал.
Контора Управления городского транспорта (оно же Транспортное управление) размещается в центре Бруклина, в большом, облицованном гранитом, здании по адресу Джей-стрит, 370. Это сравнительно новое здание современной архитектуры, окруженное большим числом старых и изящных домов, построенных из темного кирпича и в более нарядном стиле. Это официальный центр округа Кингс: окружная управа, здание суда, солидные офисы администрации. И все же выражение «центр Бруклина» звучит как очередной бруклинский анекдот, и на острове, лежащем за рекой, [7] считают это место глухой провинцией и относятся к нему без особого пиетета.
В помещениях здания № 370 — от спартанских офисов Гражданской службы до величественных кабинетов высшего руководства на тринадцатом этаже — сосредоточены самые разнообразные функции. Во многих офисах здания наблюдается серьезная нехватка места (особенно это касается второго этажа, где теснятся служащие Оперативного отдела), зато на третьем этаже, на котором привольно разместился отдел Начальников службы движения, в просторечии известный как Центр управления, места полно. Три подразделения Центра широко — можно даже сказать, расточительно — расположились в огромном, на весь этаж, зале с высоким потолком. У каждого из трех подразделений, обслуживающих одну из трех сетей метрополитена, своя собственная территория, отделенная от соседей приличным расстоянием. Самые активные и заметные сотрудники в каждом подразделении — главный диспетчер и его подчиненные.
«Ай-Ар-Ти» — это самая старая (и самая маленькая) из сетей нью-йоркского метро. Она управляется четырьмя диспетчерами под руководством главного диспетчера. Все они сидят за электронными пультами управления, с помощью которых могут связаться с любым машинистом своих линий. Пульты управления на столах диспетчеров похожи на те, с которыми работают в Башне на станции «Гранд-Сентрал», с той лишь разницей, что из Башни нельзя напрямую связаться с машинистом.
Главный диспетчер отвечает за то, чтобы поезда ходили без сбоев и по расписанию. Но больше всего он нужен, когда возникает аварийная ситуация, угрожающая хаосом на всех линиях сети. Тогда он должен быстро разработать гибкое аварийное расписание. Например, перевести локальный поезд на пути экспресса или направить поезда с одной линии на другую — словом, сыграть любую из набора хитроумных импровизаций, призванных поддерживать функционирование метро даже при таких крупных происшествиях, как крушение или столкновение. А такие вещи случаются даже на самых организованных железных дорогах.