Кричала Светлана, о чем он догадался по интонации, в которой появились человеческие нотки. Егор открыл глаза и ещё раз ужаснулся – перед ним снова была тьма! Он перестал видеть в темноте, а крик все метался по огромной пустой зале, прокатываясь искажённым эхом от стены к стене, и некуда было от него сбежать и укрыться. Он зажал уши руками и сел, но это не помогло.
Крик вдруг оборвался, и тишина навалилась на него с ещё большей силой. Он опустил руки и со страхом стал ждать своей очереди, вглядываясь в темноту. Ужас продолжался, и, казалось, не будет ему конца «Что, черт возьми, происходит?!» – стучало у него в мозгу, но лишь надвигающиеся на него из темноты осторожные шаги были ответом на этот безмолвный вопрос. К нему приближалась смерть-матушка, и он уже представлял её искажённое лицо, скрюченные когти и слышал её прерывистое дыхание. И тогда закричал он. Что ему ещё оставалось?
– Не подходи ко мне, зверюга!!! – вырвался из него истеричный визг, и он выставил перед собой руки, ничего не видя.
Шаги замерли прямо перед ним, а потом он услышал божественный, нежный и чистый, как утренняя роса, самый приятный и долгожданный на свете, расслабляющий и успокаивающий, дарящий счастье и избавление, чуткий и проникновенный, бодрящий и чуть хриплый испуганный голос Светланы, той самой, которой он отдавил ногу в троллейбусе, а не той, что минуту назад разорвала человека на части:
– Где ты, Егор, я тебя не вижу. Мне страшно, я боюсь темноты. Что здесь случилось? Где мы находимся?
Он молчал. Ему хотелось ещё раз услышать этот голос, чтобы окончательно убедиться: да, она стала прежней, нормальной девушкой – Не молчи, прошу тебя, – жалобно всхлипнула она. – Я слышу, как ты дышишь.
– М-м-м-э-э-у-у-и-и-и, – сказал он и наконец заплакал. От жалости к самому себе, к Светлане и всему миру…
… Потом они сидели рядышком, она гладила его по волосам липкими от крови руками и тоже плакала. Их окружала тьма и каменные стены круглой залы, построенной некогда по проекту её прародительницы. Они были одни на целом свете и никого не хотели и не могли видеть Егора все ещё душили слезы, и он никак не мог успокоиться, а Светлана выплакивала последнее страдание, оставшееся в её опустошённой страшным воздействием Закревского душе, которую тому так и не удалось погубить.
– Ты что-нибудь помнишь? – спросил он, немного успокоившись.
– Помню, как ты сказал, что наступил на скелет. Кажется, я потеряла сознание от страха. Потом услышала в темноте ваши голоса. Меня что-то потянуло к нему, и я пошла, даже не видя куда. Он дотронулся до меня рукой и словно отнял память – все исчезло, я ничего не помню дальше, кроме. – она судорожно вздохнула, – кроме ощущения сырого мяса во рту и жуткого привкуса крови Я пошарила в темноте рукой и нащупала чьё-то мокрое и изуродованное лицо… Что здесь произошло?
– Тебе лучше не знать об этом. Надо как-то выбираться отсюда. Этот гад сказал, что все выходы он закрыл, но я ему не верю. Кстати, ты уверена, что он мёртв?
– Ты его боишься? – грустно спросила она.
– Боюсь, – голос его дрогнул. – Раньше мне казалось, что мне уже нечего бояться в этой жизни, но теперь я так не думаю. Если эта тварь жива, то её нужно добить, иначе…
– Он мёртв, неужели ты не понимаешь? – вздохнула она. – Его воздействие на меня прекратилось, значит, он погиб.
– В этом есть зерно истины. Он с трудом поднялся на ноги и помог встать Светлане.
– В какую сторону пойдём? – спросил он.
– Иди за мной, – уверенно произнесла она и, крепко взяв его за руку, потащила за собой в темноту – Куда ты идёшь?
– Не знаю, но мне кажется, что там выход. Я ведь говорила уже, что когда-то была здесь. Только ни о чем не спрашивай, ради бога, сама ничего не понимаю.
Они остановились, и она стала что-то ощупывать на стене. Наконец под её рукой что-то скрипнуло, и она снова повела его, теперь уже по лестнице наверх. Когда лестница кончилась, он наступил на какой-то предмет, и тот, зазвенев, отлетел в сторону. Это был китайский фонарик-карандаш! Значит, она вела его по старому пути. Он воспрял духом и заспешил за ней по коридору.
– Кажется, я что-то там открыла, – неуверенно произнесла она. – То, что закрыл тот человек. В этих коридорах раньше находились выдвижные двери, они наглухо запирали все ходы и выходы.
– Это все твоя графиня строила. Может, её душа витает где-то здесь и подсказывает тебе все это? – предположил он.
– Нет, я вспомнила! – воскликнула она, остановилась и возбуждённо зашептала в темноте – Какая же я дура! Как я сразу не догадалась? В завещании было два листка – один с текстом, а на другом был нарисован какой-то план и описание секретных ходов и запоров. Я на него вообще внимания не обратила, потому что не поняла, зачем это все нужно. Только просмотрела пару раз, и все. А тут как на фотографии всплыло все! Вот это да, не знала, что у меня такая память.
– Твоя память здесь ни при чем, просто графиня была колдуньей и, видать, специально наложила на план какой-то магический слой своей энергии, чтобы он впечатался в твоё сознание с первого взгляда – А откуда ты знаешь про графиню?
– Я теперь много чего интересного знаю, но тебе не расскажу, – отомстил он. – Идём быстрей, мне уже не терпится узнать, что там наверху творится.
И уже сам потащил её за собой в темноту. Вскоре они достигли серпантина и начали подъем по кругу. Никто из них не имел представления, сколько времени прошло с тех пор, как их замуровали в этом мрачном каменном капище. Егор был уверен, что прошла целая вечность, и на поверхности Земли, когда они вылезут из этого лабиринта, их встретит другая эпоха, другая цивилизация и, может быть, совсем другие люди о шести пальцах и трех ногах, растущих вверх. Ему столько пришлось пережить за эту ночь, что он уже вряд ли чему-либо мог удивиться. Он столько раз умирал от страха, распрощавшись с жизнью, что считал себя покойником, которому судьба даровала редкую возможность ещё немного побродить по земле и посмотреть, как оно там все происходит после его смерти. Его уже ничто не могло ни испугать, ни обрадовать, ибо нет ничего страшнее смерти и радостнее воскрешения. И сейчас он в буквальном смысле переживал все, что только способен пережить человек, выбирающийся из могилы на свет божий, из подземной мучительной тьмы – к солнцу и жизни Светлана была обделена в этом отношении, потому что почти ничего не помнила, и слава богу, хотя и того, что осталось в её памяти, вполне хватало, чтобы потерять разум или выбиться из колеи нормальной жизни. Оба они переменились, но пока до конца не ощущали этого, охваченные единственным желанием – выбраться наверх, увидеть свет и глотнуть свежего воздуха. Даже опасение попасть в лапы врагов не страшило их – после Закревского все прочие казались безвреднейшими и добрейшими существами, и они были готовы расцеловать даже бабулек с дуболомами, встреть они их на выходе.
Наконец они подошли к вертикальному колодцу с прогнившей лестницей и остановились, чтобы отдышаться.