– Да?
– Да. Правда, о Ксении Кристалинской она говорила еще хуже. У меня вообще создалось впечатление, что она мизантропически настроенный человек. Да, кстати, Мария: сейчас ты к ней едешь.
– К кому?
– К Римме Маратовне, разумеется. К Ищеевой. Осмотришь место преступления. Там, на месте, все же виднее. А я пока что поработаю по некоторым своим наколочкам.
– Опять темните, босс, – сказала я.
– Да ну! Темню! Чего ж тут темнить-то? Круг подозреваемых, что и говорить, подбирается просто великолепный. Убитая финансистка, ее домоправительница – подруга и родственница – со свирепым характером, потом творческий человек Ельцов, поэт, дизайнер и художник, обвиняемый в убийстве, плюс его заботливая глупая мамаша и роковая жена, а также первый муж этой демонической особы, Ксении, знатный бандит, ныне перекрасившийся в приличные бизнесмены. Да, кстати: в той распечатке звонков, которую я просматривал, есть и телефон Туманова.
– Вот что, босс, – сказала я, – мне удалось экспроприировать записную книжку Куценко. Я еще не смотрела ее. Но зато я пролистала список десяти последних номеров, по которым звонил Куценко со своего мобильного. Так вот, пять раз он звонил по номеру 529-02-07.
Босс вскинул голову:
– Как-как?
Я повторила.
– Забавно, – наконец произнес он. – Знакомый номерок. Ты знаешь, чей это? Это телефон Ельцовых.
Я сидела в глубоком кресле в квартире убитой Таннер и слушала.
– Да он это, он! Я уверена, что он стрелял в Татьяну Оттобальдовну.
Я посмотрела на говорившую и не могла сдержаться, чтобы не поморщиться. Честно говоря, еще недавно пенсионное воинство едва не довело меня до СИЗО. А тут снова – дама далеко даже не бальзаковского возраста.
Это может и поднадоесть! Особенно – такая особа.
Особа в самом деле еще та. Она начиналась с мерзкого парика, продолжалась длинным лошадиным лицом с обвислой нижней губой, противно подрагивающей. Из щек торчал длинный нос. Далее следовала бледная, как у вареной курицы, шея, перевитая веревочными сухожилиями, и внушительный корпус с раздавленными мужскими ручищами, которыми, верно, с большим успехом можно было пахать или пилить, чем, скажем, варить обед или вышивать гладью.
Это была Римма Маратовна Ищеева.
Ее взгляд метал громы и молнии при каждом упоминании имени Алексея Ельцова, нижняя губа танцевала, как призер по гопаку на передаче «А ну-ка, парни!», а красные пальцы сжимались в кулаки и разжимались. На руках с подвернутыми рукавами угрожающе поигрывали горные массивы бицепсов и трицепсов, удивительных у такой старой женщины.
– Римма Маратовна, – сказала я, – вы не волнуйтесь так. Но если вы будете давать волю эмоциям, то не сможете мне помочь. А я стараюсь найти убийцу и аргументированно доказать его вину… или остановиться на том, что Таннер действительно была убита Ельцовым. Да, главный подозреваемый – Алексей Ельцов. Но подозреваемый – это еще не значит виновный. Так что я хотела бы задать вам несколько вопросов. Не могли бы вы мне показать, в какой именно комнате вы обнаружили Татьяну Оттобальдовну, и вспомнить, в котором часу это было.
– А я хорошо помню, в котором часу. В двадцать три двадцать пять, – отчеканила Римма Маратовна.
– Вы так точно помните время?
– А я еще сериал смотрела, «Скорую помощь». Там какую-то толстую негритоску… операцию ей делали, аппендицит вырезали, в общем. Я всегда ужинаю под этот сериал. Вот как он кончился, так я пошла пожелать Татьяне спокойной ночи и нашла ее уже холодеющей.
Я подумала, что не всякий сможет ужинать, когда на экране удаляют аппендицит. А Римма Маратовна продолжала:
– Пойдемте, покажу, что ж. Трудно мне ходить, правда. Вы-то молодая, я тоже ка-ада-то… да-а.
И она, не без труда поднявшись из кресла, направилась к широкой деревянной лестнице, ведущей на второй уровень громадной таннеровской квартиры.
– Вот тута!
Мы вошли. Домоправительница обвела рукой большую комнату, полутемную, с тяжелыми бордовыми портьерами на окнах, с немногочисленной, но весьма дорогой итальянской мебелью, а потом показала пальцем:
– Вот здесь она лежала.
– Где? Точнее, пожалуйста.
– Вот там, у черного кожаного кресла. Наверно, она в нем сидела, а потом встала, и тут же в нее выстрелили.
Римма Маратовна произнесла это сурово, при каждом слове втыкая в меня пристальный испытывающий взгляд – все глубже и основательнее. Я делала вид, что не замечаю его, и принялась рассматривать место убийства.
Впрочем, на ковре и на кресле не оставалось никаких следов: все давно было вычищено, вылизано, подмалевано. Метода мистера Холмса с определением преступника по одному осмотру места злодеяния тут бы не прошла.
– А где бильярдная? – наконец спросила я.
– А? Что?
Я припомнила, что Римма Маратовна несколько глуховата.
– Где у вас комната, где стоит стол, на котором в вечер убийства Алексей Ельцов и Татьяна Оттобальдовна играли в бильярд? – громко и отчетливо произнесла я. Но, не дождавшись внятного ответа, добавила: – Стол с зеленым сукном должен быть. Как в рекламе, где «качество не моей мануфактуры». С лузами. Это такие отверстия с сетками. В них шарики с номерами падают, а перед этим они по столу катаются.
– Ну что вы мне, как дуре… поняла, поняла.
– Так где же?
– Щас покажу. Тут, на втором уровне, пять комнат: вот эта, где лежала Татьяна Оттобальдовна, потом еще библиотека, потом эта ваша комната с шариками и еще две спальни. И еще ванная с туалетом.
– А внизу что?
– Как? – Она приложила ладонь к уху.
Я почти прокричала:
– Внизу, на первом уровне, сколько комнат?
– И там пять. И еще кухня. Ее Татьяна за комнату не считала, хотя кухня та больше обычной квартиры однокомнатной, где я раньше жила.
– Да-да. Элитное жилье, что ж вы хотите. А где спите вы, Римма Маратовна?
Та снова отреагировала на мой вполне невинный вопрос взглядом, исполненным сурового, неодобрительного непонимания, почти недоброжелательства.
– Я где? Я известно где – в своей спальне. Спальня у меня своя, вот так. А что?
– Да разве я какие-нибудь претензии предъявляю? Я просто спросила, где она находится, ваша спальня? На первом уровне или на втором?
– Тама. Внизу. Да около кухни. Чтобы далеко не ходить. Я же стряпаю.
– Около кухни? А в тот момент, когда Алексей Ельцов был у Татьяны Оттобальдовны, где вы были?
– Да у себя и была. Я рано спать ложусь, – после некоторого раздумья пояснила Римма Маратовна и свирепо шмыгнула длинным ноздреватым носом. – Здоровье, знаете. Не то уже здоровье, милочка. Конечно, с нашей экологией… э-эх! Если нет какого сериала, то я засыпаю уже часов в десять.