– Я хочу отказаться от своих предыдущих показаний.
Вот этого от нее никто не ожидал: ни адвокат Самсонов, ни Валентина Андреевна Ельцова, ни обвиняемый, ни даже суд с прокурором. А сидящий за решеткой Алексей, бледный, всклокоченный, вскочил со скамьи и, вцепившись в решетку подрагивающей рукой, пробормотал невнятно:
– Что… Ксюша, что ты такое говоришь? Господи, что ты такое несешь? Кто… тебе…
– Я намерена внести изменения в мои показания, – твердо повторила Ксения, не глядя ни на кого. – На меня оказывали давление. Я должна сообщить суду правду.
– Правду?.. – изумленно поднял брови адвокат Самсонов, который, похоже, впервые в жизни был так удивлен. – Какую еще правду?
Тут послышался какой-то неясный, нарастающий шум, звучно распахнулась входная дверь, я обернулась и увидела, как в зал входят трое. Двое мужчин были мне совершенно незнакомы, а третьего я узнала. Хотя, если говорить точно, и с этим я никогда не встречалась. Но я узнала его.
Он был статен и превосходно одет. Волосы, черные и густые, были аккуратно зачесаны назад. Впечатление от облика этого великолепного самца портили разве что чуть провисшие щеки и длинноватый нос, что делало его похожим на какую-то хищную птицу. Ястреба… или нет – грифа.
Да, грифа. Потому что этот человек, приближающийся к судейской кафедре чуть раскачивающейся вальяжной походкой, был Владимир Туманов. Люди которого едва не убили меня.
«Убийца непременно будет там», – остро вспыхнуло в сознании. Там – это здесь, в суде. Так написал в своей странной записке Родион Потапович…
При появлении Туманова по залу прошелестел легкий шумок, но тут же затих. По-видимому, владелец ночного клуба «Белый гриф» и шеф охранной структуры «Остгот» был не самой подходящей фигурой для публичных пересудов.
Господин Туманов уселся на последнем ряду между своими телохранителями и без особого интереса глянул в зал. Увидел Ксению и стал постукивать ногтем об обивку стула, вроде бы пришел в театр на скучную комедию. С Ксенией в главной роли.
Впрочем, забегая чуть вперед, следовало признать, что ее роль была более трагической, чем комической… а потом действо и вовсе закрутилось в буйном трагифарсе.
Я очень внимательно наблюдала за Ксенией. Да, она обладала завидным хладнокровием. При появлении Туманова в ее лице не дрогнул ни один мускул.
Все внимание зала сосредоточилось на Ксении.
– Я хочу изменить свои показания, – продолжала она, – потому что они были лживы и продиктованы мне под давлением, – четко произнесла она. – Я утверждала, что Алексей Ельцов, здесь присутствующий, пришел домой не позже десяти вечера, когда по ОРТ шла программа «Русская рулетка». Это неправда. Он пришел домой почти в полночь в крайне возбужденном состоянии и сразу же начал пить. Водку, коньяк, вино. Обычно он не пьет на ночь. Понятно, я спросила его, в чем дело. Он не хотел говорить, но я начала настаивать, чтобы он рассказал мне правду. Он долго не хотел говорить, но потом все-таки поддался моим уговорам, потому что доверяет мне и нуждался тогда в том, чтобы выговориться.
– Выго… вориться? Да ты что?! – хрипло выкрикнул со своего места Ельцов, вставая и тут же снова тяжело падая на скамью. – Ты что такое говоришь, Ксюша? Нет… тебя, наверно… ты…
– Подсудимый!! – призвали к порядку Алексея.
– И что же вам рассказал Ельцов? – оживляясь, спросил у Ксении обвинитель. Пронзительные обертоны в голосе этого невзрачного человечка подпрыгнули, по ушам неприятно резануло.
– Он мне признался, – спокойно продолжала Ксения, вдруг вскинув глаза на зал, – что пришел в гости к Татьяне Оттобальдовне Таннер и узнал о том, что она собирается оставить наследство своей племяннице Людмиле, внеся соответствующие коррективы в текст завещания. Такая перемена в решении Таннер, приведшая к изменению завещания, была вызвана скорой женитьбой Алексея на мне. Таннер была резко против нашего брака. Она сообщила о своем решении Алексею. Он же, человек неуравновешенный, вспыльчивый и в состоянии аффекта способен на что угодно. Потому он пришел в ярость и высказал все, что он о Таннер думает. У него был с собой пистолет, и он застрелил ее. А потом ушел, оставшись никем не замеченным. Домой он пришел, как я уже упоминала, очень поздно и крайне взвинченный.
В зале поднялся шум.
– Это все ложь! – выкрикнула, вставая со своего места, Валентина Андреевна Ельцова. – Сколько ты получила баксов, шалава, чтобы возводить поклеп на Алешу?! Проститутка! Да тебе никто не поверит!
– Спокойствие! – провозгласил судья. – В свете новых показаний слово предоставляется обвинителю. У него есть вопрос.
Слово взял прокурор:
– Гражданка Кристалинская, вы утверждаете, что именно ваш муж убил Татьяну Оттобальдовну Таннер, причем в состоянии аффекта? Не так ли, я правильно понял ваши слова?
– Во-первых, наш брак не был зарегистрирован, так что он мне не муж. (Ее спокойствие было просто ужасающим.) Во-вторых, вы совершенно правильно истолковали мои слова.
– Тогда второй вопрос. Ваш… гм… сожитель Ельцов всегда носил с собой пистолет?
– Не замечала.
– То есть он не носил пистолета?
– Не могу сказать ни «да», ни «нет», но не в его характере носить пистолет. Он человек творческий, к тому же, мне кажется, у него нет лицензии на ношение оружия.
Снова прокатились волны шума, шепотки выскальзывали со всех сторон. Ельцов в своей клетке немым жестом отчаяния воздел руки к потолку. Его рот перекосился в немом крике.
Прокурор продолжал во все нарастающем темпе:
– Гражданка Кристалинская, вы утверждаете, что подсудимый Ельцов убил в состоянии аффекта и что именно так он вам и сказал?
– Да.
– В то же самое время вы утверждаете, что у него не было лицензии на ношение оружия. В этом вы совершенно правы: не было. Так что странно предположить, что творческий человек, направляясь в гости к старой приятельнице, по чистой случайности захватил с собой…
– Протестую! – вскочил со своего места Самсонов. – Это передергивание фактов, по которому…
– Ваш протест не принят, – перебил его судья. – Продолжайте, – кивнул он прокурору.
– Так вот, я говорил, что странно предположить, будто творческий человек, направляясь в гости к старой приятельнице, по чистой случайности захватил с собой пистолет, – развивал свою мысль прокурор. – Значит, у него уже были замыслы. Кроме того, едва ли Татьяна Оттобальдовна Таннер узнала о свадьбе своего, скажем так, подопечного за два дня. Едва ли, едва ли. Тогда логично, что она знала о ней раньше и своевременно приняла решение изменить завещание. Естественно, такой поворот событий Ельцова не устраивал. Он приобрел где-то пистолет, пока что не приобщенный к делу, и хладнокровно застрелил Татьяну Оттобальдовну. Квартира у Таннер была огромная, домоправительница, свидетельница Ищеева, несколько туга на ухо, так что Ельцов беспрепятственно покинул квартиру, захлопнув за собой дверь. На ручке обнаружены его отпечатки, так что фактическая база полностью соответствует моим словам. Дело облегчило то, что собака Бим, породы французский бульдог, хорошо знала Ельцова и не залаяла. Дело в том, что бульдог был подарен гражданке Таннер самим Ельцовым. Естественно, собака не стала лаять на бывшего хозяина и дала тому спокойно удалиться с места преступления. По-моему, такая картина более подходит для описания преступления, чем определение, данное свидетельницей Кристалинской: «убийство в состоянии аффекта». У меня пока все.