Отказать просителю вроде бы неприлично, ведь в нашей семье водятся средства, и люди об этом прекрасно знают, не дашь денег – и почувствуешь себя скупердяйкой, мерзавкой, жадиной-говядиной. Поэтому я всегда открывала кошелек. Но вот парадокс, никто из заимодавцев не вернул мне в оговоренный срок ни копейки. Я страшно мучилась, обдумывая, как попросить долг назад. Поймите правильно, я одалживаю не последние деньги, но не могу же я раздавать их направо-налево, да и с какой стати? Тем более что все, кто приходил с протянутой рукой, не были нищими, бомжами или больными людьми, в долг они брали не на батон хлеба, а на покупку дачи, машины, квартиры. Например, Маша Меркулова, шапочное знакомство, легкие, ни к чему не обязывающие отношения, мы не пили вместе чай, не переживали вместе горе и радость. Маша никогда не помогала мне, просто мы сталкивались на разных мероприятиях и мило перебрасывались парой ничего не значащих фраз. Согласитесь, такую женщину нельзя назвать лучшей подругой.
Так вот, полтора года тому назад Меркулова без всякого приглашения заявилась в Ложкино – она была беременна на последнем месяце и выглядела ужасно: большой живот, лицо в пятнах, глаза заплаканные, нос распух.
– Что случилось? – испугалась я, пораженная и внешним видом, и неожиданностью визита.
Меркулова истерически запричитала, я попыталась разобраться, в чем трагедия, но так ничего и не поняла. Однако стало ясно: девушке срочно, прямо сию секунду, требуются четыре тысячи долларов. Вот так, ни копейкой, простите, ни центом меньше.
Поливая меня слезами, Меркулова рассказывала о том, что у нее украли эти деньги… Где и почему девица таскала при себе столь внушительную сумму, я не поняла. Просто поставила себя на ее место, подумала, как опасно беременной Маше нервничать… Ну и отсчитала купюры. Мы вообще-то не держим дома крупных сумм, но на утро мы вызывали рабочих, в Ложкине начинался ремонт.
– Отдам через две недели, – клялась Меркулова, – ты святая, обожаю тебя.
– Можешь особо не торопиться, – кивнула я, – вернешь, когда сможешь, месяца через три-четыре.
– Конечно, конечно, – заверила женшина и исчезла навсегда.
Звонить ей и напоминать о долге мне отчего-то было стыдно.
Ремонт закончился, Аркадий начал приводить счета в порядок и с удивлением сказал:
– Мать! Вот странность! Тридцатого декабря ты брала со счета четыре штуки, аванс для строителей, так?
– Ага, – понуро ответила я.
– А тридцать первого вынула опять такую же сумму? Зачем? Или в банке нахимичили?
Пришлось каяться и рассказывать про Меркулову.
Аркашка швырнул карандаш на стол.
– Мать, ты неисправима! Мне не жаль денег, но для тебя! Купила бы себе любую вещь… да хоть фигурку мопса, ни слова бы не сказал. Но Меркулова!
– Она была беременна, плакала…
– И ты поставила себя на ее место, – протянул Кеша, – вспомнила, как мы с тобой жили на две медные копейки, кефира купить не могли?
– Да.
– И пожалела!
– Верно.
Кеша встал и обнял меня.
– Мать, Меркулова никогда не была в твоей ситуации. Она дочь обеспеченного отца и вполне преуспевающей матери, к тому же имеет мужа. Вероятнее всего, купила себе очередную шубку и побоялась признаться. Она не нищая, не убогая, просто решила: «Дай возьму у дуры, похоже, Даша Васильева такая, денег куры не клюют, даст и не чихнет». Она над тобой сейчас смеется! Немедленно звони и требуй у нахалки деньги. Кстати, американская валюта обесценивается, четыре штуки в декабре стоили сто двадцать тысяч рублей, а сегодня уже сто десять. Понимаешь?
Я пошла к телефону.
– Ой, Дашенька, – защебетала Маша, – конечно, верну!
Через месяц я повторила попытку и услышала:
– Бегу к банкомату, перезвоню через четверть часа.
Самое удивительное, что через пятнадцать минут мой телефон ожил, и Меркулова зарыдала:
– Ужасно, карточку заело, пин перепутала.
Все. Больше Мария не объявлялась, она исчезла из моей жизни вместе с кругленькой суммой.
– …если намекаешь на долг, – продолжал бубнить Рома, – то…
– Ага, – радостно перебила я мужчину, – намекаю! Давно пора вернуть! Ты когда денежки брал?
– В январе.
– А какого года?
– Позапрошлого. Конечно, давно, но пойми, машина очень нужна, потом одалживал на покупку не только у тебя, брал еще у Сени и Миши, им в первую очередь отдавать надо, они не такие обеспеченные.
– Ладно, готова забыть про сумму, – перебила я Романа.
– Да?! – недоверчиво протянул Рома.
– Вернее, она пойдет в уплату за некую услугу.
– Какую? – напрягся знакомый.
– Срочно надо влезть в один архив и посмотреть данные на некоего человека.
– А я здесь при чем? – горячо воскликнул Роман. – Не связан ни с какими хранилищами.
Я села в кресло. Конечно, очень некрасиво шантажировать знакомых, но иного выхода сейчас нет.
– Слышь, Ромк!
– Ага?
– Ну, машину ты купил на деньги, взятые у людей в долг. А квартира откуда?
– Э… э… в кредит, – не растерялся Рома, – банк дал, под грабительские проценты, весь измучился, выплачивая.
– Ладно, но ты еще приобрел загородный особняк! Никак клад нашел?
– Это теща, ее накопления.
– Насколько я в курсе событий, Марья Ивановна инвалид, нигде не работает…
– Знаешь, Дашунь, она шапочки вяжет, сутками напролет, отсюда и заработок.
– Что, навязала на трехэтажный особняк?!
– Точно, очень работоспособная, не спит, не ест, спицами шевелит.
– Рома!!!
– Чего?
– Хватит врать! Очень хорошо знаю: ты получаешь нехилые суммы за хакерство.
– Даша! Ну и дурь тебе в голову пришла, – завозмущался приятель. – Закон соблюдаю, ничего…