– Ну, ей ведь еще нет восемнадцати, Кит был бы опекуном сестры. Я в свое время составила завещание и не скрыла его содержания от детей, они получают все в равных долях. И вот после истории с Макеем я вдруг, не сдержавшись, крикнула, что перепишу завещание. Никита понял: большой куш может уплыть из рук, и начал действовать.
– Все-таки зачем нужно было убегать? – растерянно повторила я.
Ми нахмурилась.
– Не хотела вводить сына в грех, не желала, чтобы он стал убийцей. Все хитрости Кита непременно выплывают наружу, карма у него такая. Ни одно вранье парня не осталось нераскрытым, я просто не рассказывала ему о том, что мне известна правда. Думала, мальчик в конце концов сам прекратит лгать. Я очень не люблю выяснения отношений, всяческие скандалы, вечно надеюсь, что трудная ситуация сама собой рассосется. Да что там говорить, все уже ясно!
Ми тщательно и быстро подготовила побег. Детективщица справедливо полагала, что в Москве легче затеряться, чем в провинции. Смолякова сняла квартиру в густонаселенном спальном районе, в пятиэтажке, сделала нужные распоряжения в банке, выделив родным лишь необходимую сумму на житье. Только сейчас до Ми дошло: она сама виновата в произошедшем, нельзя развращать людей бесконтрольными суммами. Без конца осыпая Кита золотым дождем, мать превратила сына в иждивенца.
Ми наивно полагала, что, оказавшись без материнского широкого крыла, Кит возьмется за ум, начнет работать. Если она, Смолякова, является фактором, который разлагает окружающих, делает их ленивыми, никчемушными людьми и даже убийцами, то, выражаясь шахматной терминологией, королеву следует изъять с доски, тогда пешки опомнятся и превратятся в нормальных людей. А когда они «протрезвеют», Ми выйдет из тьмы. Она продумала все детали, волосы она выкрасила дома, надела бейсболку, взяла сумку с новой одеждой, вошла в торговую галерею «Ка», переоделась в туалете и удрала.
В общем, Смолякова, как всегда, ощутила виноватой лишь себя и решила исправиться. Она написала письмо Насте и послание в «Марко», заверив издателей, что рукописи станут поступать бесперебойно, а затем засела за работу.
Я лишь покачала головой. Похоже, Смолякова наивна, как ее собачка Чуня. Улепетнула из особняка, решила дать свободу жабам, но при этом не забыла обеспечить их материально. Ну зачем Киту и Лизе идти на службу? Банк-то раз в месяц оплатит счета, и пусть наличных денег окажется не так много, как раньше, но ведь нищета «деточкам» не грозит. И потом, как она могла бросить Настю?
Словно услыхав мои мысли, Смолякова продолжила:
– Конечно, через некоторое время я бы связалась с Настей, подготавливала наш с ней отъезд на Кипр. Но все вон куда завернуло! Бабушки умерли. Сами? Или кто помог? Почему? Где причина? Чья выгода?
Я молчала.
– И что мне делать? – задергалась Смолякова. – Вернуться? Сейчас? Пожалуйста, дайте мне совет. Вы же сами нашли меня, предложили помощь.
В эту секунду в моей сумке зазвонил мобильный. Я вытащила трубку и услышала гневный голос Дегтярева. Без всяких «здравствуй» приятель заорал:
– Ты где?
– Э… ну… в гостях.
– С ума сойти!
– Почему?
– Забыла про меня, да? Стою в Домодедове, никто не встречает!
– Ой! Ты вернулся из Лондона?
– Это тебя удивляет! Я же оставил на холодильнике записку с датой прилета и номером рейса! Так и знал! Перед носом сообщение висит, а она…
– Стой, не двигайся! – перебила я толстяка. – Уже мчусь, нахожусь близко от аэропорта, пойди пока выпей кофе!
– Ладно, – неожиданно мирно отмахнулся приятель, – прикатишь – звякни на мобильный.
Я повернулась к Смоляковой и сказала:
– Милада, сидите тут. Я вернусь не позже чем через час и привезу человека, который не только даст правильный совет, но и разберется в том, как и почему погибли Фаина с Никой. Это мой лучший друг, и он умеет держать язык за зубами.
Я не стану сейчас пересказывать разговор Милады и Александра Михайловича Дегтярева, ничего нового озвучено не было.
В конце концов, тщательно допросив и меня, и Смолякову, Александр Михайлович сказал:
– Дорогая Милада, оставайтесь дома, работайте над рукописью и не высовывайтесь наружу. Продукты вместе с необходимыми мелочами вам привезут, лишь составьте список. А ты, Даша, завтра с утра позвони в особняк Смоляковых, позови Раису и скажи следующее: «Извините, но не хочу больше у вас работать, очень страшно. Мне не с руки общаться с ментами, зарплату оставьте себе».
Мы с Миладой переглянулись.
– И долго мне взаперти находиться? – тихо поинтересовалась литераторша.
Дегтярев потер затылок.
– Вы хотите уладить ситуацию?
– Да! – воскликнула Ми.
– И знать правду? – не успокоился полковник.
– Верно!
– Тогда дайте мне время, – пожал плечами Александр Михайлович. – Кстати, вы знакомы с Володей Алексеевым?
– Конечно, – улыбнулась Ми, – это один из ответственных сотрудников службы безопасности «Марко». А почему спрашиваете?
– Вовка работал у меня в отделе, – пояснил Дегтярев, – а потом ушел в «Марко». Ясное дело, издательство в отличие от МВД хорошо платит, а у Алексеева дети, их кормить надо. Думаю, мы с Володей вместе… Ладно, это уже наша кухня, а ваше дело писать книги. Каждый должен заниматься своим ремеслом.
Две недели Александр Михайлович приезжал в Ложкино лишь переночевать. Он отмахивался от всех разговоров и только задавал мне иногда идиотские вопросы типа:
– Перед тем как увидеть в саду тело Ники, ты подметала дорожки, но они казались чистыми?
Или:
– В день смерти Ники Раиса угостила тебя жидким чаем?
В конце концов мне стало казаться, что Дегтярев сошел с ума, иначе с какой стати его волнуют всякие глупости.
В пятницу вечером, часов около девяти, полковник вдруг позвонил с работы и велел:
– Езжай к Миладе. Без вопросов! Просто садись в машину и рули туда.
Сгорая от любопытства, я покорилась. Когда добралась до убежища литераторши, Дегтярев уже сидел на кухне.