Два больших, обтянутых красной кожей дивана в стиле «честерфилд». На дорических постаментах — бюсты некоторых из его знаменитых соотечественников: Оскара Уайльда, Джорджа Бернарда Шоу, Уильяма Батлера Йейтса, Дж. М. Синга, Джеймса Джойса и Т. Э. Лоуренса, чей отец был ирландцем и чьими произведениями он восхищался. От стены до стены — книжные шкафы, заполненные томами в кожаных переплетах. Днем из окна открывался чудесный, в обрамлении итальянских кипарисов, вид на пышные сады, окаймленное статуями декоративное озеро и зеленевшие вдали холмы южного Даунса.

Он вытащил из ящика стола книгу в темно-красном кожаном переплете и раскрыл ее. Внутри обнаружилась пожелтевшая, почти истлевшая страница из «Нью-Йорк дейли ньюс» от февраля 1922 года в прозрачном пластиковом конверте.

Не было дня в его жизни, когда бы он не смотрел на эту страничку из газеты и на имена и цифры на ее обратной стороне. Четыре имени, наполнявшие его всепоглощающей ненавистью каждый раз, когда он их видел.

Фергал Килпатрик. Мик Поллок. Эйден Бойл. Киллиан Креган.

Люди, которые, как сказала полиция тете, вошли в родительский дом, вломились в его комнату и ослепили его светом фонариков. Наполнили его спальню запахом спиртного и пота.

Люди, которые убили его мать и увели с собой его отца.

Все они давным-давно мертвы. Но осознание этого не приносило ни утешения, ни удовлетворения. Лишь сожаление. Глубокое сожаление оттого, что он так и не вернулся в Америку многие годы назад и не разыскал их, когда они были еще живы. А теперь слишком поздно.

Он часто пробивал их по Гуглу. Все имена были там, имена лейтенантов Дикого Билла Ловетта, который взял на себя руководство бандой «Белая рука», контролировавшей порты Манхэттена и Бруклина, после убийств главаря, Динни Миэна, а затем и следующего в их иерархии, Брендана Дейли.

Его отца.

Он долго изучал высветившиеся на экране компьютера ненавистные лица. Культяшка Поллок умер первым, был застрелен в баре в ходе одной из уличных войн, и убийц его так и не нашли.

Остальные трое сгинули, растворились в дымке времени. Их фамилии бесчисленное количество раз всплывали в интернет-поисковиках наряду с именем самого Дейли.

«Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения».

Тетя Уна, увезшая их с сестрой в Ирландию, была глубоко верующей женщиной. Она читала им отрывки из Библии на протяжении всего путешествия из Нью-Йорка, а потом и каждый вечер их прошедшего близ Дублина детства.

Сам он к религии остался равнодушен, но вот насчет этого Книга пророка Иоиля была права. Юношей он имел множество видений, теперь же ему снились только сны. Он поднял глаза на бюст Лоуренса Аравийского. Одна цитата из книги этого великого человека, «Семи столпов мудрости», стала его мантрой на всю жизнь.

Мечтают все: но не одинаково. Те, кто по ночам грезит на пыльных чердаках своего ума, просыпаются днем и обнаруживают, что все это было тщетой; но те, кто мечтает днем, опасные люди, ибо они могут проживать свою мечту с открытыми глазами, воплощая ее.

Он всегда был мечтателем, фантазером, но теперь понял, что, наверное, оставался всего лишь лунатиком. Ему уже девяносто пять, но он так и не сдержал самое большое, самое важное обещание из тех, что давал в своей жизни. Клятву, которую, будучи еще маленьким мальчиком, произнес на борту «Мавритании» многие десятилетия назад.

«Когда-нибудь, па, я вернусь и найду тебя. Спасу тебя, где бы ты ни был».

Он вновь, уже в миллионный раз, посмотрел на единственный имевшийся у него ключ к разгадке.

9 5 3 7 0 4 0 4 2 4 0 4.

Чего он только не перепробовал. Проверял номера земельных участков на каждом кладбище в районе Нью-Йорка. Проверял номера заключенных — но номера были слишком длинные. Проверял координаты — но они были слишком короткими. Телефонные номера. Номера домов и машин. Номера банковских счетов. Коды депозитных ячеек. Он обращался к крипто-аналитикам, чтобы узнать, не представляют ли эти цифры некие буквы из зашифрованного послания. Но везде результат был отрицательным.

Вдруг он услышал монотонное «бип-бип-бип».

Сигнал тревоги, оповещавший о том, что кто-то приближается к периметру владения. Он пробежал взглядом по мониторам камер наружного наблюдения на стене, справа от стола, и остался доволен увиденным.

Они прибыли.

Почти без опоздания.

22

— Arrivederci, солнышко, — сказал водитель, впервые повернувшись к Рики Муру лицом. Похож на нечесаного гомика, мрачно подумал Мур.

Апологет выдернул Мура из «мерседеса» с такой легкостью, словно тот был срезкой в карточной колоде, и при свете прожекторов в тишине ночи воткнул прямо в гравий рядом с большим крыльцом белого особняка.

Они были в полумиле от съезда на змеившуюся между деревьев частную подъездную дорожку и в трех милях от ближайшего жилища. Исходя из своих знаний Суссекса, Мур смутно представлял себе, где именно они находятся, но детали топографии Льюиса знал плохо. Где-то поблизости ухнула сова. Напротив него выбирался с заднего сиденья «ренджровера» дородный мужчина с короткими, уложенными гелем волосами и в стильном деловом костюме. Из-под пиджака у него что-то выпирало.

Монотонно, словно часы, постукивал остывающий двигатель. Мужчина в деловом костюме направился к крыльцу. В темноте, тишине и при полном отсутствии каких-либо соседей Рики Муру с каждой секундой становилось все страшнее и страшнее. Надо бежать, но как? Почти парализованный страхом, мозг почти не работал. В следующую секунду он вскричал от боли, сковавшей правую руку.

— Извините, — сказал Апологет, таща его за собой. — Мне действительно очень жаль, поверьте. — Он улыбнулся. Зубы у него явно нуждались в хорошем дантисте. — Я всего лишь выполняю свою работу.

— Послушайте, — настойчиво заговорил Мур. — Я заплачу вам хорошие деньги, если вы отвезете меня обратно в паб. Много денег. Я хочу сказать — очень много.

Апологет был человеком преданным. Прозвище он получил в тюрьме за то, что постоянно извинялся, перед всеми и за все что угодно, и оно ему нравилось. Своим настоящим именем — Августин Красники — он пользовался редко. Извинения были частью его натуры, и с этим он ничего не мог поделать. В детстве, в родной Албании, мать ставила ему в укор то, что его отец бросил ее. Она попрекала сына каждой мелочью, и успокоить ее можно было только постоянными, бесконечными просьбами о прощении. Он был виноват даже в том, что шел дождь, а потому извинялся и за это. Потом пошли приемные семьи, менявшиеся одна за другой. Людей пугал его вид и физическая мощь. Осознавать и контролировать свою силу он научился не сразу. Однажды убил хомячка, слишком сильно его погладив, в другой раз случайно придушил волнистого попугайчика. Люди кричали от боли, когда он пожимал им руку. Он пытался запомнить, что нужно быть аккуратным и осторожным, но голова не всегда работала так, как надо.