Емельяненко не отвечал.
— Что она сама-то постремалась прийти? — спросил Ворон. — Боится, что ли?
— Нет, просто… плохо чувствует себя, — торопливо проговорил Анатолий.
— А-а-а. Сердце, наверное, прихватило? От переживаний? Ну ты скажи, что в следующий раз я хочу ее лично видеть!
— Какой следующий раз? — побледнел Емельяненко. — Я же принес тебе деньги.
— Сколько? — быстро спросил Воронов, протягивая руку к пакету.
Емельяненко назвал сумму.
— Этого мало, Омлет! Обижаешь ты меня, — удивленно присвистнул Ворон.
— Чем обижаю-то? — растерялся Емельяненко. — Я же деньги принес!
— Чего он зациклился на этом — деньги принес, деньги принес! — с досадой повернулся Крячко к Гурову. — Сейчас испортит все!
Гуров не отвечал, напряженно наблюдая за собеседниками.
— Слишком дешево ты жизнь мою оценил, Омлет, — со вздохом проговорил Ворон. — Четыре года жизни — за такие паршивые бабки?
— Но у нас нет больше, — испуганно проговорил Емельяненко.
— Найдете. Зажигалка тоже твердила, что нет, — нашла же! Значит, так. На месяц мне хватит, а через месяц принесет мне столько же. Сама принесет, лично! — подчеркнул Ворон. — И пусть не вздумает наколоть! Понял?
— Понял, — обреченно прошептал Емельяненко.
— Вот и молодец. А пока эти давай. — Воронов протянул руку и взял пакет.
— Ну что, покеда тогда? — торопливо проговорил Емельяненко, поворачиваясь, чтобы уйти.
Ворон бросил на него быстрый взгляд. То ли поспешность друга юности, то ли его страх вызвали в нем подозрение, и он быстро сунул руку в пакет, достал плотно упакованные пачки купюр, рванул бумажку на одной из них — и по голому асфальту веером посыпались аккуратно вырезанные прямоугольнички…
Ворон наблюдал за их падением и матерился сквозь зубы. Взгляд его налился злобой. Емельяненко, дрогнув, бросился бежать.
— А ну стой, гад! — Воронов в два прыжка настиг его, замешкался на полсекунды, а затем сам кинулся наутек.
Емельяненко упал.
— Ах, чтоб твою мать! — рявкнул Крячко, хлопнув себя по коленке. — Так и знал! Лева, давай за ним!
Он выскочил из машины и побежал к неподвижно лежавшему Емельяненко. Добежав, приложил палец к его шее, потом сунул руку в карман, достал сотовый телефон и принялся нажимать на кнопки. Гуров, поняв, что Емельяненко жив, надавил на газ, выезжая на проезжую часть.
Однако Воронов, предполагая, что его могут преследовать на машине, не спешил к дороге. Развернувшись, он наискосок побежал через сквер. На автомобиле попасть туда не получится, но и бросаться за Вороновым на своих двоих было опрометчиво — он в любой момент мог выбежать на проезжую часть.
Воронов тем временем подбежал к витой чугунной ограде сквера, перемахнул через нее и оказался на соседней полосе. Улица, на которой все это происходило, представляла собой бульвар, и по обеим сторонам от сквера тянулась дорога. Гуров оказался на правой ее части, и Воронов таким образом был отрезан от него. Попасть на ту сторону можно было только в объезд, потратив несколько минут времени, за которые Воронов сто раз успеет уйти, тем более что движение тут было интенсивным и полковнику не миновать пробок.
Воронов выскочил прямо на проезжую часть. Не обращая внимания на недовольно сигналившие автомобили, он, лавируя между ними с неожиданной ловкостью, пробирался на противоположную сторону, стремясь к маячившей впереди букве «М» станции метро и надеясь там затеряться в толпе. Сейчас он скроется — и его уже не поймать…
Однако в тот момент, когда Гуров уже потерял всякую надежду, он увидел, что Воронов вдруг резко затормозил и заметался на месте.
— Стоять, сучонок! — услышал он знакомый голос, а затем увидел подбегавшего со всех ног к Воронову Станислава Крячко.
Тяжелый кулак Крячко впечатался в левую скулу Воронова, и тот, издав короткий гортанный крик, упал на асфальт. В ужасе шарахались проходившие мимо люди, а Крячко, уже застегивая наручники и отдуваясь, напутствовал их:
— Идите, уважаемые, идите по своим делам спокойно. МВД России работает четко, никому ничего не угрожает! — Потом с видимым удовольствием пнул Воронова в бок и проговорил: — Заставлять пожилого человека стометровку сдавать — никакого уважения к возрасту! Вставай давай!
Он рывком поднял Воронова с земли и теперь гнал его впереди себя к машине Гурова. Затолкнув внутрь, повернулся к своему другу и сказал:
— Порядок, Лева!
— Что с Емельяненко? — спросил тот.
— Ножевое. Но он жив. Вон «Скорая» уже подъехала, — кивнул Крячко в сторону притормозившей машины и врача с санитаром, идущих к Емельяненко. Затем повернулся к Воронову, все это время сыпавшему сквозь зубы ругательствами и угрозами, и сказал: — Короче, нагулял ты себе новый срок — мама не горюй!
— Молчит, собака! — грустно доложил Станислав Крячко, проходя в кабинет генерал-лейтенанта Орлова, где тот сидел в компании Гурова.
Собакой Крячко именовал Михаила Воронова, которого вызвался допрашивать лично, заявив, что знает, как разговаривать с такими людьми.
— Подобный контингент не для тебя, Лева! — убеждал он своего друга, пока Воронов парился в предвариловке. — Тут твои интеллигентские штучки не пройдут! Тут иной подход нужен. Это мой клиент! Я тебе обещаю, что выверну его наизнанку и он все мне расскажет. Если виноват — я это из него вытяну, будь спокоен.
— Ну ладно, действуй. Я особо и не настаиваю, — пожал плечами Гуров, и Крячко, заранее предвкушая успех, умчался допрашивать Воронова.
Однако спустя два с половиной часа он появился в кабинете генерал-лейтенанта с не слишком веселым видом и со вздохом констатировал факт, что Воронов на убийство Маргариты Конышевой не колется. Не признал он себя виновным и в том, что вымогал деньги, хотя это, по словам Крячко, был вопрос времени. Это Ворону придется признать, а если даже он откажется — значения не имеет. На нем было доказанное вооруженное нападение на Емельяненко, который, к счастью, остался жив и сейчас находился в больнице.
— Так что причинение тяжкого вреда здоровью он точно имеет! — уверенно заявил Крячко, радуясь хоть какому-то результату. — Но вот насчет убийства… — развел он руками, — даже не знаю, ей-богу! Обычно, если человек виноват, я сразу это чувствую. У меня нюх на такие вещи! А тут — сомнения меня берут.
— Так, а если мы будем опираться не на крячковскую интуицию, а на факты? — строго спросил Орлов. — Что тогда получается?
— Тогда ничего хорошего не получается, — ответил Гуров. — Отпечатков пальцев Воронова в квартире Конышева не обнаружено.
— Но он мог быть в перчатках, — заметил Орлов.
— Это в случае, если заранее имел намерение убить Маргариту, — кивнул Гуров. — Но камера наблюдения, установленная на доме Конышева, не зафиксировала никого, похожего на него, кто заходил в тот день в подъезд. Вообще, из всех, кто был там в это время, есть только некий неопознанный субъект в куртке с натянутым по самые глаза капюшоном. Непонятно, к кому он приходил — никто из жильцов дома не подтвердил, что он у них появлялся.