– Кристина отрицала, что у нее был конфликт с Юдиной. Вы об этом? – спросила Катя.
Елистратов кивнул:
– Шумякова сказала, что видела, как они ругались. Кристина Ольхова это отрицает. Кто лжет, я сейчас проверю с вашей помощью.
Они вышли в сумрачный вестибюль к подножию главной лестницы. За окнами уже начало светать. И освещение на лестнице, покрытой бежевой дорожкой с алой полосой – совершенно фантастическое. Свет утренней зари, свет электрических ламп, а над всем этим – сумрак.
Анфиса застыла, хотела было достать камеру, но Катя увлекла ее за собой – сейчас не до съемок.
Они вошли в Египетский зал. Он был, как обычно, освещен мертвенным желтым светом (электричество уже наладили). И в четвертом часу утра выглядел тоже как-то нереально. Колонны из желтого песчаника в виде связок стеблей папируса вырастали из Нижнего царства, превращая Египетский зал одновременно в храм и в гробницу.
Ладья Вечности из смерти в жизнь плыла навстречу…
Елистратов, кажется, даже не заметил эту великолепную фреску. Он быстро пересек Египетский зал, его влекло иное.
Катя увидела в дверях охранника. Обе смотрительницы, и Шумякова и Василиса Одоевцева, в зале отсутствовали. Их либо еще допрашивают, либо уже отпустили домой. А зал под охраной.
Елистратов направлялся к комнате Мумий и саркофагов. Не заметивший ни этих величественных колонн, ни статуй фараонов, ни гранитных стел с иероглифами, ни Ладьи Вечности на стене, он внезапно задержался у маленькой стеклянной витрины.
Кате стало до ужаса любопытно, что же там привлекло его взор?
Она подошла. В витрине на подставке – засохший цветок, сморщенные лепестки.
– Гербарий какой-то у них тут, – Елистратов улыбался (!).
– «Цветок лотоса с мумии фараона Рамзеса», – прочла Катя табличку сбоку. – Этому гербарию больше трех тысяч лет.
– Надо же, цветы они тоже любили, эти египтяне… Я очень люблю цветы, на даче у меня такой сад, – Елистратов вздохнул. – Коллега, ступайте назад с вашей подругой. Сделайте вид, что вы ругаетесь, громко спорите.
Девушки послушно вернулись. Елистратов встал в дверях комнаты Мумий и саркофагов.
– Начали эксперимент! – скомандовал он.
– Анфиска, ты такая-рассякая!
– Нет, это ты такая-рассякая!
– Девушки, громче!
– Анфис, это все из-за тебя, из-за твоих фантомов ночи мы в историю влипли!!
– Да ты сама вечно в истории влипаешь, надо же, я во всем, оказывается, виновата!!
– Все ясно, – гулко оборвал их Елистратов. – С этого места, где находилась Шумякова, она могла видеть споривших Юдину и Кристину Ольхову. Слышать содержание их ссоры она могла лишь, если они говорили на очень повышенных тонах. Чрезвычайно громко. Она утверждает, что не слышала. Вероятно, громкость была недостаточной.
– Значит, получается, что менеджер Кристина лжет? – спросила Катя.
Елистратов вернулся через весь Египетский зал. Снова на секунду остановившись у витрины с засохшим цветком лотоса.
– Уличить ее нетрудно. Тут же камеры, залы просматриваются, – сказал он, оглядывая стены и потолок. – Я склонен верить Шумяковой: ссора действительно имела место. Вот только по поводу чего две молодые женщины, прежде не знакомые друг с другом, ссорились?
Катя поняла, что этот вопрос на засыпку им с Анфисой тоже предстоит прояснить.
Следом за лейтенантом Дитмаром они вышли из Египетского зала, пересекли Античный зал и открыли дверь в служебный коридор.
– Мы сейчас все вместе зайдем к куратору Вавич, – сказал Елистратов. – Она тут сейчас за главную. Она курирует отдел личных коллекций. Игнорировать ее я не вправе. Только она будет знать, кто вы и что тут делаете. Она продлит вам разрешение на работу в музее.
По служебной лестнице (другой) лейтенант Дитмар привел их в коридор – хорошо отреставрированный: двери из темного дуба, дубовые панели на стенах, светильники – матовые шары, как и в хранилище, но горят через один, а на вощеном паркете – алая «кремлевская» дорожка.
Дверь одного из кабинетов открыта, оттуда льется свет. Елистратов постучал, и Виктория Феофилактовна ответила:
– Входите, прошу вас.
Кабинет куратора Катю очаровал с первого взгляда. Кроме старинной мебели и изящных вещей, кроме античных бюстов на шкафах, полных книг, картин – еще что-то, неуловимое, поднимающее дух и настроение даже в четвертом часу утра после кошмарной ночи.
Аромат крепкого чая с липой и медом…
Аромат (едва уловимый) духов «Шанель № 5»…
Аромат старых книг…
И легкий ветерок из приоткрытого окна с тяжелыми синими гардинами, пахнущий свежей майской зеленью.
– Рад с вами познакомиться, Виктория Феофилактовна, я – начальник МУРа Елистратов Алексей Петрович, – объявил Елистратов. – Это вот наш сотрудник, старший лейтенант Дитмар, а по поводу ваших фотографов я бы хотел с вами переговорить.
Катя поняла, что это теперь у них с Анфисой такая кличка подпольная – «фотографы». Или оперативный псевдоним.
– Прошу, располагайтесь, – Виктория Феофлиактовна сидела за своим большим столом. Она сняла жакет, оставшись в блузке, и куталась в пунцовую пашмину из кашемира. – Хотите чая? Я сейчас заварю.
– Нет, спасибо. Дела неважные, час поздний, не до чаев-сахаров.
Катя сейчас все бы на свете отдала за чашку горячего чая… с медом. Она почти возненавидела Елистратова за этот отказ.
– Мне безумно жаль эту бедную женщину. Юдину. И я в страшной тревоге. Как такое вообще могло случиться в нашем музее. Что теперь с нами будет?
– Это случилось, – отрезал Елистратов. – А что будет… мы раскроем это убийство. МУР и не такие преступления раскрывал. Но вы понимаете, кто убит в ваших стенах?
– Я прекрасно отдаю себе отчет…
– Государственный чиновник с особыми полномочиями. Глава государственной проверочной комиссии. Старший финансовый эксперт Счетной палаты, находившаяся у вас в музее при исполнении своих служебных обязанностей.
– Да, она все у нас проверяла, и мы оказывали ей полное содействие. Мы старались как могли.
– Что Юдина проверяла в музее вчера вечером? Вот конкретно вчера вечером?
– И вчера, и позавчера – всю нашу финансовую документацию. Часть документации ее команда с собой увезла.
– Это я в курсе. Секретарь и помощник уехали, а Юдина осталась допоздна. Зачем?
– Я не знаю. Ко мне она не заходила, не звонила мне.
– Ее тело обнаружили в служебном коридоре внизу у двери на лестницу. Куда она могла направляться?
– Кто же это знает? Хотела проконтролировать работу наших технических служб, пульта… Может быть, ее интересовало, как у нас охраняется спецхран. А, возможно, она хотела лично увидеть нашу новую коллекцию. Шла в хранилище.