Под подозрительными взглядами носильщиков и управляющего мэр позвонил в Арсенал штата. Представился и велел соединить его с майором Даллапом.
— Даллап слушает.
— Это мэр Питерс, майор.
— Да, сэр?
— Вы командуете мотострелковым корпусом и Первым кавалерийским эскадроном?
— Так точно, сэр. Под общим командованием генерала Стивенса и полковника Дальтона, сэр.
— Где они в данный момент?
— Полагаю, с губернатором Кулиджем в здании сената штата, сэр.
— Тогда оперативное командование переходит к вам, майор. Ваши люди должны оставаться в Арсенале в полной боевой готовности. Не распускать никого по домам. Ясно?
— Так точно, сэр.
— Нынешним вечером вам предстоит подавить кое-какие выступления, майор.
— С удовольствием, сэр.
Подъехав спустя пятнадцать минут к Арсеналу, Питерс увидел, как из здания выходит солдат и преспокойно идет в сторону Брайтона.
— Рядовой! — Он вышел из машины. — Куда вы направились?
Боец уставился на него:
— А ты что за ферт?
— Я мэр Бостона.
Солдат тут же вытянулся в струнку и отдал честь:
— Прошу извинить, сэр.
— Куда же ты идешь, сынок?
— Домой, сэр.
— Вам отдали приказ оставаться в боевой готовности.
— Приказ отменил генерал Стивенс.
— Вернись, — сказал Питерс.
Тут вышли еще несколько солдат, но первый затолкал их внутрь, приговаривая:
— Мэр, это мэр.
Питерс широкими шагами вошел в здание и сразу заметил у лестницы, ведущей в комнату дежурных, человека с майорскими знаками различия — дубовыми листками.
— Майор Даллап! Что все это значит? — Питерс обвел рукой Арсенал, всех этих людей в расстегнутых воротничках, безоружных, расслабленных.
— Сэр, если бы мне разрешили объяснить…
— Извольте! — Питер сам удивился грозным ноткам в своем голосе.
Но прежде чем майор Даллап сумел что-нибудь сказать, с верхней лестничной площадки загремело:
— Эти люди отправляются по домам! — Над ними стоял губернатор Кулидж. — Мэр Питерс, вам нечего здесь делать. Отправляйтесь домой и вы, сэр.
Кулидж стал спускаться по лестнице, по бокам от него шли генерал Стивенс и полковник Дальтон. Питерс устремился по ступенькам ему навстречу.
— Город бунтует.
— Ничего подобного.
— Я сам это видел, губернатор, я сам там был, и я вам говорю, я вам говорю, я вам говорю… — Питер всегда начинал запинаться, когда волновался. — Я вам говорю, сэр, там десятки тысяч человек, и они…
— Никакого бунта нет, — изрек Кулидж.
— В Южном Бостоне, в Норт-Энде, на Сколли-сквер! Можете посмотреть сами, если не верите мне.
— Я уже смотрел.
— Откуда?
— Из здания сената.
— Из сената? — Питерс кричал, но собственный голос казался ему каким-то детским. — Беспорядки сейчас не на Бикон-хилл, губернатор. Они сейчас…
— Достаточно.
— Достаточно? — переспросил Питерс.
— Ступайте домой, господин мэр. Домой.
Именно его тон окончательно сразил Эндрю Питерса. Тон отца, разговаривающего с капризничающим ребенком.
И тогда мэр Эндрю Питерс сделал вещь. доселе невиданную в бостонской политической жизни: он ударил губернатора в лицо.
Ему пришлось подпрыгнуть, так как стоял он ступенькой ниже, к тому же Кулидж был высокого роста. Поэтому удар получился не такой уж сильный. Но он его все-таки достал.
Кулидж ошеломленно застыл на месте. А Питерс был настолько доволен собой, что решил повторить атаку.
Генерал с полковником схватили его под руки, кое-кто из солдат ринулся по лестнице, но за те секунды, что у него оставались, Питерс успел нанести еще несколько ударов.
Как ни странно, губернатор не отступал, не пытался закрыться руками.
Солдаты сволокли мэра с лестницы и установили на пол.
Он указал пальцем на губернатора Кулиджа.
— Это останется на вашей совести.
— И в вашем послужном списке. — Кулидж чуть улыбнулся. — В вашем послужном списке, сэр.
В среду, в половине восьмого утра, Гораций Рассел привез мэра Питерса в ратушу. В отсутствие пожаров и вопящих толп улицы не казались предместьем ада, но следы массового буйства виднелись повсюду. На Вашингтон и Тремонт и на перпендикулярных улочках не уцелело ни одной витрины. Там, где накануне располагались магазины и кафе, теперь лежали груды мусора и обугленные остовы автомобилей. Питерс подумал, что, видимо, так выглядят города после бомбардировки или штурма.
По всему парку Коммон валялись пьяные, кто-то открыто играл в кости. На другой стороне Тремонт-стрит несколько человек заколачивали окна фанерой. Перед некоторыми магазинами прохаживались люди с дробовиками и винтовками. Со столбов свисали оборванные телефонные провода. Большинство газовых фонарей было разбито, таблички с названиями улиц содраны.
Питер прикрыл глаза ладонью: ему хотелось плакать. Он не сразу сообразил, что тихо шепчет: «Этого никогда не должно было случиться, никогда не должно было случиться, никогда не должно было случиться…»
Однако когда они добрались до ратуши, он был уже холоден и решителен. Он прошагал в свой кабинет и тут же соединился со штаб-квартирой полиции.
Кёртис снял трубку сам, голос у него был измученный.
— Комиссар, это мэр Питерс.
— Видимо, вы будете требовать моей отставки.
— Я буду требовать оценки ущерба. Начнем с этого.
Кёртис вздохнул:
— Сто двадцать девять арестов. Пять мятежников получили огнестрельные ранения — не опасные, пятьсот шестьдесят два человека с различными травмами поступили в Хеймаркетскую больницу неотложной помощи, треть этих травм — порезы осколками стекла. Шестьдесят семь разбойных нападений. Девяносто четыре уличных ограбления. Шесть изнасилований.
— Шесть?
— Да, зафиксированных — шесть.
— А реально сколько?
Еще один вздох.
— По неподтвержденным данным, несколько десятков. Вероятно, около тридцати.
— Тридцать. — Питерсу снова захотелось расплакаться, но позыв был не таким неодолимым. — Ущерб, нанесенный имуществу?
— Оценивается в сотни тысяч долларов.
— Я так и предполагал.