Ракель с трудом сделала вдох.

— Харри, — прохрипела она сиплым, неузнаваемым голосом, — что ты делаешь?

Он посмотрел на нее. Ответа у него не было.

— Ты… — она закашлялась, — ты не должен был держать руку так долго!

— Прости, — сказал он, — я немного увлекся.

А потом он почувствовал его приближение. Не оргазма, но чего-то похожего. Сладкая-пресладкая боль в груди, поднимающаяся к горлу и выше, расползающаяся за глазами.

Харри повалился на кровать рядом с ней. Зарылся лицом в подушку. Почувствовал, как потекли слезы. Он отвернулся от нее и стал глубоко дышать. Он сопротивлялся. Черт, что с ним такое случилось?

— Харри?

Он не ответил. Не смог.

— Что-то не так, Харри?

Он помотал головой.

— Просто устал, — сказал он в подушку.

Ее рука легла ему на шею, нежно погладила, а потом обняла его за грудь. Ракель тесно прижалась к его спине.

И он подумал о том, о чем обязательно должен был подумать в определенный момент: как он может просить человека, которого так сильно любит, разделить свою жизнь с таким типом, как он?

Катрина лежала, открыв рот, и слушала гневные переговоры по рации. Позади нее тихо матерился Микаэль Бельман. В руках у мужчины на лестнице был никакой не пульт дистанционного управления.

— Это платежный терминал для банковских карт, — проскрипел запыхавшийся голос.

— А что у него в сумке?

— Пицца.

— Повтори!

— Кажется, парень — чертов разносчик пиццы. Говорит, работает в «Пицца-экспрессе». Получил заказ доставить пиццу по этому адресу сорок пять минут назад.

— Хорошо, проверим.

Микаэль Бельман потянулся вперед и взял в руки рацию:

— Это Микаэль Бельман. Он послал вперед себя разносчика на разведку. Это значит, что он находится поблизости и следит за происходящим. У нас есть собаки?

Тишина. Скрежет.

— У-ноль-пять на связи. Собак нет. Могут прибыть через пятнадцать минут.

Бельман снова шепотом выругался и нажал на кнопку связи:

— Тащите их сюда. И вертолет с прожектором и теплоискателем. Подтвердите.

— Принято. Вызываем вертолет. Но не думаю, что на нем установлен теплоискатель.

Бельман отключил передатчик, прошептал «идиот», а потом ответил:

— Да, на нем установлен теплоискатель, так что, если он в лесу, мы его найдем. Используйте всех людей, чтобы оцепить лес с севера и запада. Если он побежит, то в том направлении. Какой у тебя номер мобильного, У-ноль-пять?

Бельман отключил передатчик и подал сигнал Катрине. Она набрала на мобильнике цифры, которые продиктовал У-ноль-пять, и протянула аппарат Бельману.

— У-ноль-пять? Фалькейд? Слушай меня, мы проигрываем этот матч, и у нас слишком мало людей для эффективного прочесывания леса, поэтому мы должны попробовать нанести удар издалека. Поскольку совершенно очевидно, что он догадывался о нашем присутствии, он вполне может иметь доступ к нашей волне. У нас действительно нет никакого теплоискателя, но если он будет думать, что есть и что мы оцепим лес с севера и запада, то… — Бельман прислушался. — Именно. Расставь своих людей с восточной стороны. Но оставь парочку на месте на случай, если он все-таки придет к дому проверить, как все прошло.

Бельман отключился и вернул аппарат Катрине.

— Что вы думаете? — спросила она.

Дисплей телефона погас, и казалось, что свет от белых, не покрытых пигментом полос на его лице пульсирует в темноте.

— Я думаю, — ответил Микаэль Бельман, — что нас обвели вокруг пальца.

Глава 26

Они выехали из города в семь часов.

Машины, двигавшиеся в противоположном направлении, тихо и угрюмо стояли в утренней пробке. Тишина наполняла и их машину, поскольку оба они соблюдали давнишний пакт о недопустимости необязательных разговоров до девяти часов. Когда они проезжали через пункт оплаты на пути к скоростному шоссе, начался дождь, такой мелкий, что дворники словно бы засасывали его в себя, а не смахивали со стекла.

Харри включил радио, прослушал еще одну сводку новостей, но и тут ничего не сказали. Ни слова о новости, которая должна была появиться на всех новостных порталах сегодня утром. Арест в Берге, новость о задержании подозреваемого в убийствах полицейских. После новостей спорта, в которых рассказывалось о матче сборных Норвегии и Албании, пустили дуэт Паваротти с какой-то поп-звездой, и Харри быстро выключил радио.

У холмов у Карихаугена Ракель положила свою ладонь на руку Харри, находившуюся, как обычно, на рычаге переключения передач. Харри ждал, что она что-нибудь скажет.

Бывают разговоры необязательные, а бывают обязательные.

Скоро они расстанутся на целую рабочую неделю, а Ракель еще ни словом не упомянула о его ночном сватовстве. Неужели пожалела о сказанном? Она никогда не говорила того, чего не думает. У съезда в Лёренскуг он подумал: а вдруг ей кажется, что это он жалеет о сказанном? И если они сделают вид, что ничего не было, утопят случившееся в океане тишины, то, значит, ничего и не было. В худшем случае они будут вспоминать об этом событии как об абсурдном сне. Черт, а может, ему действительно все приснилось? В дни, когда он увлекался курением опиума, случалось, он разговаривал с людьми, исходя из своей уверенности в том, что те или иные события имели место в реальности, а ответом ему были лишь удивленные взгляды.

Съезжая в сторону Лёренскуга, Харри нарушил один пакт:

— Что ты думаешь об июне? Двадцать первое — это суббота.

Он бросил на нее быстрый взгляд, но она сидела, отвернувшись, и разглядывала волнистую местность, покрытую полями. Тишина. Черт, она жалеет. Она…

— Июнь — хороший месяц, — сказала Ракель. — Но я совершенно уверена, что двадцать первое — это пятница.

В ее голосе он расслышал улыбку.

— Большая или…

— Или только мы и свидетели?

— Как думаешь?

— Решай сам, но максимум десять человек. На большее количество у нас не хватит одинаковой посуды. И если будет по пять гостей с каждой стороны, ты сможешь пригласить всю записную книжку из своего мобильного.

Он рассмеялся. Все устроится. Может случиться кризис, но, возможно, все устроится.

— И если ты собирался пригласить в свидетели Олега, то он уже занят, — сказала Ракель.

— Понял.

Харри припарковался у зала отлета и поцеловал Ракель, не опуская крышку багажника.

По дороге назад он позвонил Эйстейну Эйкеланну. Собутыльник-таксист, единственный друг детства Харри, мучился похмельем. Впрочем, Харри не знал, как звучит его голос, когда он не с похмелья.