Встречаются иногда места, где время словно замерло. «Светлый луч» оказался из их числа. Въехав на центральную аллею усадьбы совхоза, я умилилась до слез. Относительно широкая, но совершенно разбитая дорога привела меня на площадь, где в середине клумбы стоял памятник Ленину. Ильич держал в одной руке кепку, а второй дланью указывал куда-то вбок, наверное, звал в коммунистическое завтра, куда мы так и не добрели.
За спиной вождя мирового пролетариата растекалось двухэтажное здание из некогда светлого, но теперь сильно потемневшего кирпича. На фронтоне виднелись выложенные красным камнем буквы, складывающиеся в лозунг «Учиться, учиться и еще раз учиться». Это явно была школа. Рядом стояли еще несколько похожих домов, по-видимому, здесь находился административный центр совхоза.
Я вышла из машины и поразилась мертвой тишине. Не кричали дети, не лаяли собаки, не плакали младенцы, не матерились пьяные мужики, не орали их жены. Просто кладбище, а не совхоз.
Но уже через секунду я разглядела, что в окнах школы нет ни одного целого стекла, а клумба, на которой торчит монумент, завалена мусором.
– Тут есть кто живой? – заорала я.
Тишина послужила ответом.
Мне стало не по себе. Я вновь села за руль, проехала метров сто вперед и с огромным облегчением увидела женщину, одетую, несмотря на теплую погоду, в пальто и вязаную шапку.
– Здравствуйте! – крикнула я, опуская стекло. – Скажите, где тут улица Ленина?
Аборигенка вжала голову в плечи и метнулась вбок.
– Погодите! – еще громче закричала я. – Не сделаю вам ничего плохого, просто хочу дом найти! В гости приехала!
Но незнакомка не оборачивалась и вскоре исчезла меж двух явно нежилых трехэтажных зданий.
– Она по-русски не говорит, – раздался внезапно хриплый басок.
От неожиданности я вздрогнула и спросила:
– Кто тут? Не вижу вас.
Послышалось покашливание, и передо мной словно из ниоткуда возник подросток лет двенадцати, одетый в футболку с надписью «Pank» и в рваные, грязные джинсы.
– Зря вы с ими болтать пытаетеся, – серьезно заявил мальчик. – Их сюда переселили, они по-нашенскому ни бум-бум.
– Кто? – поежилась я.
Над полупустым совхозом клонилось к закату солнце, его лучи самым диковинным образом освещали развалины некогда явно процветавшего места. Пейзаж выглядел пугающе, и вообще ситуация напоминала начало какого-нибудь фильма Бергмана: тишина, пустота, полувменяемая убегающая женщина, мальчик, который просто должен через пару мгновений, захохотав, превратиться в трясущуюся собаку…
Подросток вытер нос кулаком.
– Хрен знает откуда приехали, – мирно объяснил он. – У их тама чегой-то случилося, мы с мамкой не поняли. Навроде землетрясение, а может, война. Их здеся поселили, в многоэтажке. Супер устроились – и вода есть, и электричество, и газ. Ваще! А че, разве плохо? Зимой топят, о дровах заботиться не надо. Они тута не первый год, но по-нашенскому говорить не хочут и от нас шарахаются. Во, видали? Летом в пальто ходят, а зимой ваще, блин, в одеяле, намотают сверху и прут. Смехотень!
– Ты сам отсюда?
– Местные мы, – зашмыгал носом собеседник.
– Можешь показать, где улица Ленина?
– А вы на ей стоите. Во, отсюдова вниз идет. А че надо?
– Дом номер один.
– Это на том конце, у речки, в Хасановке.
– Где? – не поняла я.
Паренек усмехнулся, а затем на одном дыхании выдал информацию:
– Тама раньше ферма стояла, коровья, а у них бык имелся, его Хасан звали, так он один раз удрапал и на поле мужика извалял, потом на пустыре дома построили, люди стали район Хасановкой звать, улица Ленина туда упирается. Но тама никого нет.
– Совсем?
– Вы сходите, поглядите. Хотите, провожу? – прищурился мальчишка.
– Садись, – предложила я, – прокатимся.
Парнишка не спешил к пассажирскому месту. Он вытер руку о штаны и решил представиться:
– Толян.
– А я Даша.
– Вы, тетя Даша, – весьма вежливо продолжил беседу подросток, – тама не пропретеся. Машина низкая, брюхом чиркать станет.
– Дорога вроде ничего.
– Это до кустов, – деловито объяснил Толян, – а дальше хужее. Вылазьте, пехом пошкандыбаем. Сто рублей.
– Что?
– Если вас до места отведу, сто рублей дадите?
– Конечно, – кивнула я.
– Супер! – обрадовался Толян. – Машину заприте как следовает, сигнализацию включите и сумочку не оставляйте.
– К чему такие предосторожности? – удивилась я. – Совхоз почти пустой.
Толян помотал головой:
– Не, тута народу полно, и все вороватые, сопрут – не чихнут. Да хоть эти, нерусские, они че угодно утырят. Хужее наших! У местных совесть есть, а у энтих ничего. Могут даже детскую коляску с дитем захапать. Ну че, двинули?
Решив послушаться Толяна, я тщательно закрыла машину, и мы потопали по дороге, сложенной из бетонных блоков. Мальчик оказался прав: буквально через двадцать метров относительно хорошая проезжая часть трансформировалась в ямы и колдобины.
– Во, Хасановка, – ткнул Толян рукой вниз. – Туда раньше лестница вела, ща тоже спуститься можно, но опасно, ступеньки выкрошились.
– А где же дома? – растерялась я.
– Их зимой растащили, – пояснил Толик, – дерево ж.
– Улица Ленина, дом один… – невесть зачем произнесла я вслух.
– Он тама стоял, – указал влево подросток. – На двоих был, в одной половине Ванькины жили, ихняя дочка, Светка, со мной в школу ходила, у нас тогда школа еще была. А кто в соседях был, не помню, вроде бабка, а может, и нет. Дом то ли сгорел, то ли раскатали его.
– И давно избы разрушили?
Толян взъерошил и без того не слишком аккуратно причесанные волосы.
– Не знаю, давно сюда не хожу. А зачем? Знаете, где я дрова беру?
– Нет, – машинально поддержала я разговор.