Вблизи от Леши угарно пахло «Дьяболо Антонио Бандерас». Глеб почесал нос, потом достал портмоне.
— Ставлю три «штуки». — Он раскрыл портмоне, показав пачку денег.
— Как скажешь, — с деланным равнодушием произнес Модный.
Глеб моментально захлестнул петлю на горле не подозревающего о подвохе Модного:
— Это не все. Бью три раза. Каждый раз ставка увеличивается на порядок. Иными словами, три, тридцать и триста. — Глеб достал карточку «Виза». — Здесь столько есть. Твое слово?
Лицо Модного в жестком свете низкого светильника сделалось резиновой маской.
— А если сорвешь второй и закатишь третий, сколько с меня? — спросил он просевшим голосом.
Глеб выдержал паузу, поймал взглядом его виляющие зрачки и больше не отпускал.
— Ладно, сделаем проще. Если не забиваю три подряд, я проигрываю триста тысяч. Если забью все, триста «штук» ты платишь прямо сейчас. Твое слово?
Модный дрогнул, Глеб это отчетливо почувствовал. Запах страха не перебить никаким парфюмом, и заячьего трепыхания сердца не скрыть.
— Значит, товар ты доставишь бесплатно?
Черт его знает, откуда у Модного нашлись силы понаглеть для форса. А бог даст, и кинуть лоха. Но Глеб пресек на корню попытку потрепыхаться.
Мысленно представил, как пальцы сжимаются на горле Модного, давя хрящи и проламываясь в горячее склизкое нутро.
Модный дернул кадыком. Глеб улыбнулся.
— Нет, Леша. Товар как стоил денег, так и стоит. Я играю на свой процент. До прибытия товара «Виза» побудет в залоге. — Он положил пластиковую карточку на борт стола. — Итак, ставка — триста тысяч баксов. Три удара подряд — деньги на стол. Киксану хоть раз, отдаю свою долю. Не дойдет товар, оставишь «Визу» себе.
Модный откашлялся, отступил назад.
— Твоя доля — твоя воля. Что тут сказать!
— Ставки приняты?
— Да, — кивнул Модный.
Глеб взял кий, покатал по столу. Кий был идеально ровным. И в руку лег хорошо.
— Вы свидетели, братва, — бросил Глеб молчащим зрителям.
— Елы-палы… Так и в цирк ходить не надо, — пробурчал Кика.
Басурман встал, чтобы лучше видеть. Родик, обежав стол, пристроился рядом с Модным. Нервно потер вспотевшие ладошки.
— Глешка, ты только первый не киксани. А то весь интерес обосрешь. — Он мелко заржал, выставив кривые зубы.
Глеб готовился к удару. Поднял голову. Посмотрел в лицо Родику.
— Желаешь примазаться? [57]
Родик стушевался.
— Вот и спрячь зубы, бобер ластожопый. Не то я под хвост кий воткну, а через хлебало выну, — произнес Глеб ровным голосом.
У Родика забегали глазки. В поисках поддержки он посмотрел на Басурмана, но тот подписываться в ссору явно не желал.
Глеб встал в стойку, изготовился и мягким касанием кия привел шар в движение.
Шар с ускорением пошел к борту, ударился об острый угол лузы, накатом пошел назад. Шары цокнулись лбами и медленно покатились в разные стороны, каждый к своей лузе. Вошли чисто, не задев края.
— Раз!
Глеб подогнал новую пару. Выставил в исходное положение. Замер в стойке, выровнял дыхание и ударил. На этот раз сильнее.
Глухой удар в край лузы, громкий щелчок шаров, накат, от которого на низкой ноте задрожал стол. И ни с чем не сравнимая тишина, с которой чисто сделанный шар проваливается в лузу.
Под столом шел желоб, по которому шары скатывались в накопитель у дальнего борта. Сначала звук в нем был двойным и приглушенным, словно в снегопад два паровозика катили под гору. Потом, когда шары, клацнув, соединились и пошли парой, звук сделался громче и выше тоном. Лязгнул металл накопителя, как вагонная сцепка, шары с потрескиванием притерлись друг к другу, затихли.
— Два! — произнес Глеб в полной тишине.
Он концом кия подогнал еще два шара. Выстроил в ряд. Сомкнул гладкими боками. Изготовился.
Обвел взглядом публику. Все, как загипнотизированные, смотрели на его пальцы, ловко обхватившие ударный конец кия. У Кики разве что слюна не текла по губам, а лицо стало как у полного дауна. Лицо Родика все сморщилось к носу, а сам крупный нос, казалось, обвис, как у уволенного за пьянку клоуна. Басурман стал похож на каменную бабу из калмыцких степей. С Модного сошел весь лоск. Не спасал даже гламурный прикид. Дорогая одежда никак не вязалась с замерзшей маской тоски на лице. Выглядел Модный импотентом, заброшенным в раздевалку «Мулен Руж».
— Сегодня явно не твой день, Модный.
Глеб резко оттянул кий, а ударил очень мягко. Издевательски мягко.
Шар еле-еле покатился к лузе, слабо толкнулся лбом об ее острый угол, пополз назад. У него едва хватило силы удариться в напарника по трюку. Но какую-то энергию он все же ему передал: шары стали медленно расползаться к своим лузам. Шли точно по прямой. Но медленно. Мучительно, гипнотизирующе медленно. Синхронно достигли обрыва. И показалось, выдохлись окончательно. Замерли на самом краю.
Но сила, что поселилась в их гладких телах, вдруг встрепенулась и ожила. Сначала задрожал первый шар, все сильнее нависая над зевом лузы. Потом покачнулся второй. Рухнули они одновременно.
«Ба-бах» — поплыл спаренный звук в тишине.
А потом радостно и живо заклокотало в стоке. Громко цокая, словно поздравляя друг друга, шары скатились в накопитель.
— Три!
Глеб бросил кий на стол.
Выдохнули все разом, будто дружно сбросили с плеч стопудовое бревно.
Глеб почувствовал на себе их взгляды. Ошарашенный — Модного, затаенно злобный — Родика. Слива и Басурман смотрели, как солдаты на генерала, прикажи — умрут сами или порвут кого угодно.
— Если хочешь отыграться, повтори номер. Я не против.
Модный только криво усмехнулся в ответ. Чем навсегда потерял Басурмана и Сливу.
Глеб сунул карточку «Виза» в портмоне, а его — в карман.
— Итак, на чем мы остановились?
Модный с явным усилием заставил себя шевелиться. Прошел мимо Глеба, обдав удушливым облаком нервного пота и перегоревшего парфюма, в темный угол.
Бакс Рваный сидел в кресле на кейсе, задом грея хозяйскую наличку. Модный отстегнул цепочку и шлепком согнал пса.
Четвероногий охранник, получив увольнительную, сразу же потрусил к Глебу. Замер в паре шагов, пытливо заглянул в лицо. Обрубок его хвоста, эрогированно задранный вверх, нервно подрагивал.