— Почему вы на это пошли?
— А что еще было делать? Уж лучше бизнесмену продаться. Надо реально смотреть на жизнь. Мы уже созрели для экспроприации. Либо чиновники подомнут, либо бандиты. У нас только так.
— А как с ними решал вопросы Матоянц?
— Понятно, куда клоните. Во-первых, он не пирожками с собачатиной торговал. На людей такого уровня не наезжают, с ними договариваются. А во-вторых… Он был человеком жестким, но абсолютно не криминального мышления. Вы понимаете, о чем я?
— Вам не пришлось совершать преступлений.
— Да! На грани фола работал, но со стороны закона…
Злобин повернулся лицом к Иванову.
— А вы бы и не стали, Василий Васильевич. Не то поколение. Вы с уголовниками якшаться не сможете. Вы их уважаете как противников, но презираете как людей. Правильно?
Иванов слабо улыбнулся.
— Верно сказано.
— Пойдемте назад. Я увидел все, что хотел.
Злобин первым пошел к проходу в кустарнике.
Иванов нагнал его на лужайке, пристроился сбоку. Шел, глядя под ноги, посвистывая одышкой.
— Картина более-менее ясна. Спасибо за откровенность, Василий Васильевич, — начал Злобин.
— Вот только не надо медом мазать! — едва сдержав раздражение, оборвал его Иванов. — Я допросов провел не меньше вашего. И что такое тактика допроса, еще не забыл. Догадываюсь, что вопросов у вас больше, чем вы их задали.
— Тогда сами задайте последний вопрос.
Злобин остановился. Иванов тяжело засопел ему в лицо.
— Последний вопрос: что показал егерь? — задал за него вопрос Злобин.
— А-а! — Иванов состроил пренебрежительную гримасу. — Робеспьер наш… Да ни черта он толком не видел. Мелькнул силуэт человека, метров двести с гаком до него было. Робеспьер толком не разглядел. Пошел наперерез, на тропе прочел следы человека и волков. Только волков и человека уже не нашел. Как сквозь землю провалились. Вот и вся история.
— Где это было?
— В лесу, само собой. Я в местной географии, если честно, не очень. Какое-то урочище возле заброшенного карьера. Километров двадцать отсюда, если по прямой.
— Когда вы встречались с егерем?
— Вечером того дня, как дознание закрутил. Хотел узнать, откуда здесь волки взялись. Оказалось, они уже второй год здесь околачиваются. В глуши деревни вымерли, волки потянулись к городам.
— Занятно. — Злобин поднялся по лестнице на террасу.
Постоял, осматривая лужайку.
— Василий Васильевич, последняя просьба.
— Да?
— Покажите, пожалуйста, кабинет Матоянца. Можете отказать, имеете основания. Но я прошу. У меня сложилось определенное впечатление об этом человеке. Хочу удостовериться.
Иванов подумал немного и кивнул.
Подошел к двери, прижал палец к плоской пластинке там, где обычно помещают замочную скважину. Замок сухо щелкнул.
— Тоже? — спросил Злобин.
— Да. И тоже без толку, — выдавил Иванов.
Внутри дома было тихо, пахло оранжереей.
Они прошли по скупо освещенному коридору. В его конце был виден зимний сад, залитый падающим сверху светом. Но до сада они не дошли, Иванов толкнул дверь, открыв вход на лестницу.
По узкой лестнице они поднялись на второй этаж. Оказались в коридоре, освещенном ярче и лучше обустроенном. Чувствовалась близость жилых помещений.
— Прямо — на балкон, по нему можно пройти в жилой отсек. Здесь кабинеты: Матоянца, мой и запасной для того, кому он может понадобиться.
— Как вы странно сказали — «отсек».
Иванов пожал плечами.
— Ашот Михайлович раньше спецобъекты проектировал. Считайте, что жаргон. А я его ненароком подцепил.
— Понятно. Как я понял, в ту ночь он прошел этим маршрутом. Или есть еще один вариант?
— Можно через балкон по лестнице спуститься в холл. Из оранжереи несколько выходов на террасу, вы их видели. Но шел он именно здесь. Я слышал. — Он указал на ближайшую дверь. — Это мой.
— А его?
Иванов подошел к двери напротив. Достал из кармана ключи. Тихо щелкнул замок. Потом он приложил палец к косяку. Раздался еще один щелчок.
Приоткрыв дверь, Иванов занес ногу через порог и вдруг оглянулся.
Злобин отметил, что лицо у Иванова сделалось дряблым, то ли от волнения, то ли от испуга.
Иванов резко нагнулся, поднял с пола лежащий за порогом бумажный прямоугольник размером с визитку. Сунул в карман. Шагнул через порог.
— Смотрите так, дальше не пущу, — произнес он, давясь сиплой одышкой.
Злобин встал на пороге. Провел взглядом по кабинету. Увидел то, что и ожидал. Умеренная роскошь интерьера и полный комфорт для работы.
— Все? — спросил Иванов.
Злобин не стал обращать внимание на плохо скрытое раздражение в голосе Иванова.
— С тех пор ничего не трогали?
— Нет. Опечатывать я не стал. — Иванов кивнул на косяк. — Но перекодировал систему. Сейчас открывается только на мой палец.
Злобин стоял близко и отчетливо смог разглядеть, как дрожат желваки на скулах Иванова.
— Все, Василий Васильевич. Спасибо за содействие.
Злобин отступил в коридор.
— Не за что, — с трудом выдавил Иванов.
Захлопнул дверь. Приложил палец к косяку.
— Проводите меня, — попросил Злобин.
— Сюда.
Они вышли на балкон, под яркий свет, падающий с потолка. Широкая лестница спускалась в холл, превращенный в зимний сад.
«Здорово», — невольно восхитился Злобин.
Но вслух ничего не сказал. Подумал, что не раз выезжал «на труп», но впервые оказался в таких интерьерах. Оказалось, разница не принципиальная. То же тягостное ощущение беды и безысходности. Не только несчастные семьи похожи, но и осиротевшие дома уравнивает беда.
Иванов подвел его к мощной входной двери. Остановился.
— Я жду ответной любезности, Андрей Ильич, — сказал он.
Злобин отметил, что Иванов успел взять себя в руки. Лицо от этого веселее не стало, но больше не каменело от едва сдерживаемых эмоций.
— Какой?
— Не сочтите за труд письменно уведомить о результатах. Если будет принято решение опротестовать решение местного ГОВД, дайте знать незамедлительно.
— Конечно. У меня есть ваш телефон.
— А у меня в памяти — ваш. — Иванов похлопал себя по поясу, где висел мобильный.
— Вот и прекрасно. Стоит ли говорить человеку, служившему в органах…